Мама не любила разговоры про спорт и политику, поэтому от ребят она отстала, но потребовала, чтобы через три дня этих газет на кухне и духу не было. Вовка охотно согласился, потому что этого срока ему вполне хватало для того, чтобы продолжить охмуреж отца.
После обеда Вовка и Лешка получили час на переваривание пищи и, устроившись за Вовкиным столом, принялись штудировать книгу о Фортецце.
"…Первый натиск пиратов был успешно отбит, и Паловеччини позволил себе расслабиться. Подставив шею и голову ветру, который не охладил его кожу, но тут же высушил ее от пота, Паловеччини спустился вниз, во двор Фортеццы и принялся рассматривать ту часть стены, где была заложена взрывчатка. К счастью, желтый, изъеденный морской солью, камень оказался достаточно крепким, и брешь, образовавшаяся в стене, была засыпана.
Пираты, изрыгая проклятья, бросив своих раненых, откатились к галерам и, опасаясь огня из мушкетов и пушек, в спешном порядке отплыли к тому месту, где их ожидал основной флот. Когда галеры десанта приблизились к судам, стоящим на рейде, до крепости донеслись вопли и стенания гарема Улуч-Али.
Ну что ж, если предводитель шайки, возглавлявший штурм, погиб, это было обороняющимся на руку. Теперь она скорее всего сама рассосется и станет грабить мелкие поселения, не защищенные такой мощной крепостью, как Фортецца.
Однако менее чем через час вестовой снова принес неутешительные новости.
Сам Сфорца в это время был в небольшой часовне и молился. Припав на колени перед иконой Святой Богородицы, он благодарил свою защитницу за то, что она помогла ему разделаться с алжирскими пиратами.
Поминальные свечи у иконы потрескивали, плавясь то ли от огня, то ли от невыносимого жара, давящего с улицы. Богоматерь смотрела на начальника гарнизона рассеянно и чуть грустно. А он с неудовольствием ловил себя на мысли о том, что думает сейчас не о делах духовных, а о том, предпримут ли пираты еще одну попытку взять Фортеццу или уберутся восвояси.
Вестовой, заглянув в дверь и поморгав некоторое время, чтобы глаза привыкли к полутьме часовни, шепотом обратился к Паловеччини.
— Сеньор?
— Что тебе, Паоло? — спросил, не оборачиваясь, Паловеччини, осеняя себя очередным крестным знамением.
— Сеньор, они возвращаются.
"О, черт!" — чуть не выругался вслух Паловеччини и, решительно вскочив на ноги, двинулся прочь от часовни. Похоже, что сегодня время в основном отведено Господом Богом не для мира, а для войны.
Когда Паловеччини появился на стене, очередная атака уже началась. Галеры снова приблизились к берегу, и оттуда, как горох из дырявого мешка, посыпались пираты. Начальник гарнизона поднял руку, призывая солдат сохранять спокойствие и не тратить зря ни заряды, ни стрелы, подпустив противника поближе. Кроме того, он распорядился снять две пушки с северной стены и перекинуть их к бастиону Сан-Сальваторе. Вероятно, первая волна пиратов уже представляет себе огневую мощь крепости, и пусть две новые пушки станут для них сюрпризом.
Построившись на берегу в беспорядочную группу, пираты, подбадривая себя криками и рассекая горячий густой воздух ятаганами, бросились вперед. Дружный залп из арбалетов и мушкетов не посеял в их рядах панику. Перешагивая через трупы своих товарищей, они мчались вверх по склону холма.
— Визжат, как бесы в аду, — проворчал седоусый солдат, держа трут у самого запала пушки. — Ну, посмотрим, как они запоют, отведав нашей картечи.
Первые ряды наступающих уже приставили лестницы к стене, и самые проворные из пиратов быстро, будто обезьяны, стали карабкаться вверх. Паловеччини махнул рукой, и пушки, изрыгая пламя, уложили первые ряды нападающих. Двое-трое пиратов, которые успели вскочить на стену, тут же были сброшены вниз пикейщиками.
Однако вторая волна, вопя еще отчаяннее, накрыла волной холм и облепила стену.
— Позвать сюда переводчика, быстро! — не глядя на вестового, приказал Паловеччини.
Пираты, вероятно, рассчитывая на то, что пушки разряжены и очередной залп будет дан не раньше, чем они успеют вскарабкаться на стену, обращали внимание только на стрелы и пули, градом сыпавшиеся сверху. Но, поскольку орудия, срочно перекинутые с северной стороны, уже были готовы к стрельбе, Паловеччини еще раз махнул рукой, и толпа взвыла на этот раз от ужаса. Сбитые сверху пираты падали на живых и раненых головорезов. Кто-то пытался прижаться к стене, кто-то— притвориться мертвым, с десяток людей, окрашивая желтую, почти выбеленную солнцем, траву в красный цвет, отползали к морю. Однако к берегу подошли новые галеры, и третья орда, настроенная так же решительно, двинулась на приступ.
Переводчик осторожно тронул Паловеччини за локоть.
— Господин приказал мне прийти.
— Да, — кивнул начальник гарнизона, — попробуйте понять — о чем это они там кричат?
Опасливо поглядывая на орду, несущуюся по холму вверх и приставив ладонь к уху, переводчик стал прислушиваться к воплям разбойников.
— Трудно разобрать, — наконец пожал он плечами. — Мне кажется, что они кричат о какой-то святыне или талисмане, обереге, который нужно спасти.
Сфорца начинал понимать, что произошло. Вероятно, первую атаку возглавлял сам Улуч-Али, при котором был какой-то достаточно ценный с точки зрения пиратов предмет— возможно. Коран или святые четки. Вот поэтому они так и стараются, думая, что без этого талисмана их экспедиция обречена на провал.
Атакующие в очередной раз облепили крепость, и на стенах, соединяющих бастионы, завязалась ожесточенная схватка. Артиллеристы в панике выпалили без приказа, но задели лишь последние ряды атакующих, где находились не самые сильные духом и не отличающиеся мастерством бойцы. С самыми же отчаянными головорезами биться приходилось врукопашную на нешироких пролетах вдоль крепостной стены и во дворе.
Двое алжирцев ринулись на Паловеччини, и он едва успел отбить ударом палаша ятаган одного, и уклониться от выпада второго. Пикейщики, увидев, в какое отчаянное положение попал начальник гарнизона, бросились к нему на помощь. Но минуту-полторы Сфорце пришлось отбивать атаки этих загорелых дьяволов в одиночку. Пираты дрались налегке, на них не было ни кирас, ни нагрудников, и поэтому удары сыпались на Паловеччини с той частотой, с какой крестьяне молотят на току зерно. Дважды разбойники помяли ему нагрудник и один раз зацепили левую руку, но тут подоспевшие пикейщики мгновенно доказали им превосходство длинного оружия перед коротким.
Бой к тому времени затихал уже по всему гарнизону. Те пираты, которые прорвались в крепость, были мертвы. Струсившие уже укрылись на галерах, отчаливших от берега.
Монахи, зажимая в одной руке чистые тряпки, а в другой— бутылки с местной виноградной водкой, усаживали раненых в скупую тень и обрабатывали их раны.
Паловеччини, тяжело дыша, расстегнул ремешки, удерживающие нагрудник, и сбросил его прямо на землю. Отчаянно хотелось пить и спать. Первое начальник гарнизона себе позволить мог, второе— пока нет. Жестом Сфорца попросил подойти поближе двух пикейщиков, спасших ему жизнь, и тепло поблагодарил их от себя лично и от имени венецианской республики, которая несомненно оценит их заслуги, в том числе и в денежном плане.
Слова благодарности начальника гарнизона тронули солдат, а обещание вознаграждения и вовсе смыло с их лиц печать усталости, и они пошли прочь в казарму уже в достаточно веселом расположении духа…"
Вовка хотел было уже перевернуть страницу, но тут в комнату ворвалась мама и заявила, что время, отведенное для послеобеденного отдыха, закончилось и пора приниматься за уроки.
Остаток дня Вовка домучивал домашнее задание. Наскоро подогнав алгебру под ответы, он закинул тетрадки и учебники в портфель и глянул на часы. Сегодня вечером по телевизору показывают футбол, значит, отец придет пораньше. И устроится где? Конечно, на кухне. Потому что футбол — занятие нервное, а когда папаня нервничает, он много курит. Где он может курить? Только на кухне.