— Ты стой здесь, — шепнул Лешка Никосу, — наблюдай за ними, а я пойду Вовку перехвачу.
Вскоре и Вовка, и Лешка присоединились к Никосу и стали вполголоса обмениваться мнениями по поводу загадочной парочки аферистов. Те ничего противозаконного вроде бы не совершали. Сувениры с открытых лавочек не тырили, по карманам прохожих не шарили, сумки не взрезали. Они заказали себе кофе и мороженое, присели на мягких креслах в местной таверне и, время от времени отрываясь от трапезы, взглядами просеивали толпу. Вдруг, увидев что-то их заинтересовавшее, они разом вскочили с мест и ринулись к парочке туристов, которые отчаянно щелкали фотоаппаратами направо и налево.
Вовка и Лешка не знали, что думал по поводу этих туристов Никос, но им обоим было очевидно, что это — русские. Трудно даже сразу было сказать, каким образом выделялись их соотечественники из общей пестрой окружающей действительности. Вроде бы и одеты они были точно так же, как и остальные отдыхающие, — кроссовки "Ри-бок", шорты "бермуды", майки "I love Crete" и бейсболки с аналогичными фразами, и снимали окрестности шикарными фотокамерами "Олимпус", и на носу у них красовался фирменный "Рэй Бэн", а вот поди ж ты — сразу было видно, что это не немцы, не англичане, не французы, а наши русские дядечки и тетечки, как говорится "руссо туристе".
Пока ребята размышляли над этой загадкой, Грибков-Майский и Бутяков заговорили с парочкой, достали из черной кожаной папки какие-то бумаги и стали в чем-то убеждать своих новых знакомых.
Если бы Бутяков и Грибков-Майский не стали аферистами, вероятно, им могла бы светить блестящая карьера в стенах ведущих драматических театров страны. По крайней мере, ни Вовка, ни Лешка не смогли бы узнать в них тех прощелыг, которых когда-то показывали по местному тюменскому телевидению. Хороший костюм ладного покроя плотно облегал кряжистую фигуру Бутякова, белоснежность рубашки подчеркивал галстук темного фона с модными "огурцами", а тонкая оправа очков придавала всему облику жулика солидность и некую весомость.
Грибков-Майский разыгрывал несколько иную карту — американскую. Он выглядел со стороны как преуспевающий клерк компании средней руки, служащий, с оптимизмом относящийся к своей жизни и с искренним расположением к клиентам. Вовке даже показалось, что морщинистое лицо Грибкова-Майского разгладилось, а волос на голове стало больше.
Да, искусством перевоплощения тюменские жулики владели не хуже, чем заправские разведчики. Мальчишкам было ужасно интересно узнать, о чем же именно Бутяков и Грибков-Майский беседуют с русскими туристами. Поскольку ни Вовка, ни Лешка не были уверены, что сладкая парочка не видела их в аэропорту, а Бутяков не запомнил их еще с тех пор, как "оштрафовал" в автобусе, приходилось действовать осторожно. Тем не менее, Вовка подобрался поближе к жутко старинной, сохранившейся еще с венецианских времен стене, из которой через голову льва на улицу брызгала струя воды.
Вовка, усиленно изображая муки жажды, подошел к фонтану и принялся пить. Ему казалось, что выхлестал он уже воды в два раза больше своего веса, но ничего связного из разговора интересующих его личностей уловить не смог. Сквозь шум и гомон, издаваемый воркующими голубями, беседующими посетителями местных кабачков и отдаленных рыков мотоциклетных моторов до него долетали лишь обрывки слов и фраз:
— …лов… замечатель… конечно, согласны… зательно… автра…
И хотя по отдельным звукам можно было догадаться о значении тех или иных слов, смысл беседы остался для него тайной. Отдуваясь, Вовка промокнул водой рубашку на плечах, чтобы хоть как-то остудить тело, и вернулся к Лешке и Никосу.
— Ни черта не слышно, — пожаловался он, — надо ближе подойти.
— Давайте я это сделаю, — предложил Никос.
— А что, — обрадовался Лешка, — это идея. Его-то они уж никак видеть не могли. Тем более, вряд ли они будут опасаться, если рядом вертится греческий мальчишка, который, конечно, по-русски ни бельмеса не знает.
Но тем временем Бутяков и Грибков-Майский, записав что-то себе в блокноты, взяли у туристов несколько купюр, издалека похожих на доллары, и, нежно распрощавшись с земляками, уселись за свой столик в открытой таверне.
Мальчишкам пришлось рассредоточиться. Лешка ходил по местной открытой лавочке и принюхивался к специям. Вовка зашел в одежный магазинчик и, перебирая на плечиках майки, через окно искоса поглядывал за объектом их слежки. А Никос, будто кого-то поджидая, сел на бордюр и, подперев ладонями подбородок, вроде бы задумался.
Ждать Никосу пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как со стороны порта появилась очередная парочка русских туристов. Первым делом их, конечно же, выдавали с головой яркие зеленые и синие майки с вышитым поперек груди незамысловатым лозунгом "I love Crete". Козырьки бейсболок прикрывали обгоревшие на непривычном солнце лица. Любопытство, с которым они осматривались кругом, говорило о том, что они появились здесь недавно, а соблазнительно оттопыренный задний карман джинсов мужчины свидетельствовал о том, что не все еще карманные расходы были произведены.
Бутяков и Грибков-Майский, как два истребителя, заходящих на цель, оторвались от своих мягких стульев и взяли парочку в клещи. Им удалось не только разговорить вновь прибывших, но и усадить рядом с собой за столик.
В это время Никос, весьма натурально зевая и потягиваясь, встал и, будто бездомный пес, который не знает, где бы ему получше приткнуться, чтобы жгучие лучи солнца не доставали его, прошелся по маленькой площади и снова уселся на бордюр — в двух шагах от того самого столика, где Грибков-Майский и Бутяков обрабатывали туристов.
Жулики согласованно, дуэтом, пели что-то свое отработанное, женщина внимала им с широко раскрытыми глазами, мужчина потягивал холодное пиво и рассеянно кивал. Чувствовалось, что тема беседы его вовсе не интересовала. Закончился этот разговор тем же, что и предыдущий. Бутяков пометил что-то в своем блокноте, Грибков-Майский забрал доллары у мужчины — тот расстался со своими деньгами с явной неохотой, — и весело воркующая женщина тут же увлекла своего спутника в заманчивые лабиринты веселого квартала Рефимно.
Чтобы не навлекать лишних подозрений, Никос подошел к Вовке и Лешке не сразу, а сделав широкий крюк через параллельную улицу.
— Ну что? — набросились на него друзья, как только они оказались вне поля зрения Бутякова и Грибкова-Майского.
— Странно, — совсем по-русски почесал в затылке Никос. — Похоже, что эти господа осуществляют туристическую акцию по обслуживанию.
— Не понял, — тряхнул головой Лешка. — Ты, Никос, всегда так витиевато выражаешься, что я не всегда въезжаю.
— Куда въезжаешь? — недоуменно поднял глаза Никос. — Вы что здесь — на машине?
— Да нет, — поморщился Вовка. — Ты, Лешка, давай с ним на литературном языке говори. Как в школе учили. Он же нашего сленга не понимает. Короче говоря, ты, Никос, лучше передай, о чем они там говорили, наверное, нам понятнее будет.
— У них разговор вокруг Кносского дворца шел.
Вовка и Лешка кивнули. О Кносском дворце, одном из немногих уцелевших архитектурных сооружений минойской цивилизации IV века до нашей эры, они были наслышаны, даже видели его фотографии в учебнике истории.
— Ну так вот, — продолжал Никос, — господин, ну тот, который с толстым лицом, рассказывал, что они имеют честь представлять греческую туристическую фирму, которая организует посещение этого архитектурного памятника. Женщина слушала, восторгалась и задавала разные уточняющие вопросы — как их туда повезут, когда, во сколько, что покажут.
— А мужчина?
— Ну, тот был не особо доволен. Что-то бурчал вроде того, что на развалины он уже насмотрелся. Но тот господин, который худой, лысоватый, принялся так красочно расписывать экскурсию, что мужчина поскорее согласился на поездку в Кносский дворец, поскольку толстый господин еще намекнул, что на следующий день они могут организовать для этой пары специальное фотосафари по Южному Криту.