— Опоздала, — произнесла она вслух, срывая объявление со стены. На пижонском розовом кирпиче остался сероватый, похожий на лишай след.
«Ну и пусть. Всё равно позвоню. Домик-то какой классный. И училище в двух шагах. «После 19.00». Может, попробовать прямо сейчас? Всё равно уже опоздала. Ну и пусть».
Жанна дошла до ближайшего таксофона, порылась в карманах накинутой прямо на белый халат куртки, извлекла карточку, на которой вроде бы оставалось ещё пять или шесть единиц, и набрала номер. В трубке потекли медленные ленивые гудки. До 19.00 оставалось ещё пять часов, понятное дело, никто не собирался бежать со всех ног, чтобы ответить на одинокую телефонную трель. «Ну и пусть», — повторила Жанна, показав тупому аппарату язык, и в этот момент трубку сняли.
— Алло, — сказал сонный, пробивающийся словно сквозь вату голос. — Алло, говорите…
Мужчина. Почему-то Жанна с самого начала была уверена, что комнату сдаёт предпенсионного возраста тётушка, заинтересованная в студентке-медичке главным образом в силу накопившихся за долгую трудовую жизнь проблем со здоровьем. Девчонки рассказывали про такие варианты — некая Верка вообще два года ухаживала за полупарализованной старушкой, меняя ей памперсы и собственноручно стирая вонючие простыни, и в результате стала счастливой владелицей отдельной московской жилплощади. Мужской голос испугал Жанну. Она оторвала трубку от уха и несколько секунд смотрела на неё, как на случайно попавшую ей в руки ядовитую змею, не зная, что с нею делать — отбросить подальше или попытаться свернуть шею. Потом ей пришло в голову, что, возможно, комнату действительно сдаёт женщина, но она появляется после 19.00, а сейчас она разговаривает с её мужем, сыном или кем-нибудь ещё в этом роде. Жанна глубоко вздохнула и вновь поднесла трубку к уху.
— Я по объявлению, — сказала она, забыв от волнения поздороваться. — Это вы сдаёте комнату?
— Лучше сиреневый костюмчик надень, — посоветовала Альмира. — Ты в нём не так по-блядски смотришься.
До ответа Жанна не снизошла. Она сосредоточенно подводила губы помадой «Watershine». Действительно классная помада, но стоит совершенно запредельных денег — каждый день такой пользоваться не станешь. Впрочем, сегодня не совсем обычный день. Кажется.
— Смотри не теряйся там, — продолжала гнуть своё Альмира. — Если крендель нормальный, сострой из себя девочку-целочку, подинамь его недельку-другую, а потом ставь условие — или так, или никак. Сделаешь всё по-умному, к новому году станешь полноценной москвичкой, на нас, лимиту позорную, даже и взглянуть не захочешь…
«Это ты-то лимита», — вздохнула про себя Жанна, но вслух ничего говорить не стала. Альмира и вправду происходила из местечка с гордым названием Мухосранск-Верхневолжский, но в Москве у неё жила родная тётка. При этом незамужняя тётка, работавшая в каком-то крутом холдинге, регулярно уезжала в таинственные командировки, и Альмира оставалась одна в совершенно роскошной трёхкомнатной квартире рядом с метро «Коньково». Вела себя там нагло, по-хозяйски. Вот сейчас валялась голая на гигантском итальянском лежбище, пялилась на себя в непонятным образом вделанное в потолок зеркало, беспрестанно щёлкала семечки, сплёвывая их в какую-то фарфоровую вазу, украшенную дворцами и павлинами, и издевалась над Жанной. Хорошо хоть, позволила попользоваться своими шмотками. Судя по количеству сумок, которые Альмира притащила с собой из Мухосранска-Верхневолжского, она всерьёз рассчитывала открыть в Первопрестольной мелкооптовую торговлю турецким и китайским тряпьём.
— А если увидишь, что парнишка урод или с прибабахом, — даже в квартиру не заходи, — продолжала свои наставления Альмира. — Ноги в руки и бегом обратно. Тётушка моя приезжает только через неделю, так что до понедельника — знай мою доброту — живи здесь. А за это время или ещё чего найдёшь, или с девчонками договоришься — сейчас многие снимают втроём однокомнатные хаты, чтоб дешевле. Ну, будете вместе спать, подумаешь, велико дело! Особенно если ещё соседки попадутся симпатичные, так и вообще красота — мужики не нужны…
Терпение Жанны кончилось.
— Альмирка, — сказала она, — достала уже, слышишь? Ты лучше скажи, мне серёжки какие надеть — гвоздики или висюльки?
— Эй, я не поняла, подруга, ты комнату идёшь смотреть или на свидание?
Добьёшься нормального совета от такой лахудры. Жанна критически осмотрела своё отражение в стеклянной дверце шкафа-купе. Ну причёска вроде ничего — длинные белые волосы волнами падают на плечи, почти красиво. Блонда натюрель, как выражался Пашка Васильев, друг туманной юности. Тушь у Альмирки тоже оказалась классная, ресницы выглядят раза в два длиннее, чем на самом деле. Вот дальше хуже — на щеке выскочила какая-то гадость, типа маленького нарывчика, но это он сейчас маленький, а через пару дней может вызреть в полноценный фурункул. Пудра, конечно, скрывает основное безобразие, но всё же, всё же… Так, спускаемся ниже — кофточка с надписью «Two my best friends», как объяснила Альмира, имеется в виду то, что скрывается под тканью. Жанна собиралась надеть топик, но подруга запретила. Не на Тверскую идёшь, сказала. Ну что ж, кофточка так кофточка.