Мне, однако, все эти странности и страхи были нипочём. Я представлял, что нахожусь в замке, осаждённом врагами, и очень жалел, что в тёткином доме нет хотя бы одной завалящей башни, с которой можно кидать камни и лить горячее масло на головы ненавистных слуг «душегубки».
За башню, впрочем, могла сойти запертая ротонда. Не бог весть что, но для детского воображения нет ничего невозможного. Интерес к комнате тёти Вари разгорелся в моей душе с новой силой.
Несмотря на свою внешнюю строгость и подозрительность, тётя Клава отличалась удивительной наивностью. Ключ от комнаты покойной сестры она хранила в самом ненадёжном тайнике, под подушкой. Я прекрасно знал об этом.
Легко справившись с упрёками совести, — ведь впереди ждало приключение, — я дождался, пока тётка уедет в город, а бабушка отправится огородничать, и завладел ключом. Старый замок поддался не сразу, но вот препоны пали, и я оказался в запретной комнате.
Меня встретила всё та же пыльная тьма. С первого моего посещения здесь ничего не изменилось. Та же старая мебель, те же странные вещи. Вдруг всё сжалось у меня внутри. На широкой кровати кто-то лежал. Неподвижная чёрная фигура раскинула в стороны руки. А где же голова? Её не было. Я уже готов был дать стрекача, когда понял, что мой незнакомец — всего лишь старое чёрное платье. Наверное, оно принадлежало тёте Варе.
Не собираясь больше испытывать своё живое воображение, я подскочил к окну и отдёрнул тяжёлую бархатную штору, впуская в комнату свет летнего полдня. Однако сквозь внешние ставни едва пробивались отдельные лучи. Мне пришлось взобраться на подоконник и отворить створки настежь. Улица дохнула на меня жарким ветром. И всё же это было лучше, чем затхлый воздух закрытой комнаты. Пространство, в темноте выглядевшее внушительным и полным тайн, под воздействием яркого дневного света немедленно сжалось до размеров скромной комнатушки. В высоких шкафах обнаружился скучный старый фарфор и мутный, запылённый хрусталь. В углу за кроватью притулился маленький туалетный столик. Рядом на стене висел потемневший от времени холст в золочёной раме. На ткани были закреплены фотографии. В центре супружеская пара. Мужчина лет сорока, облачённый в строгий чёрный мундир с круглыми блестящими пуговицами, и красивая статная женщина в старинном платье. Вокруг располагались овалы портретов. Всего восемнадцать штук. Под каждым, прямо на холсте, имелась подпись. «Так это же семья землемера!» — догадался я. Вот они, проклятые сёстры. Прямо под фотографией родителей висело изображение старшей сестры Зинаиды Николаевны, красивой молодой женщины лет двадцати семи. Зинаида была очень похожа на мать, но черты её лица были тоньше и благороднее. Взгляд казался мечтательным и отстранённым. Я быстро нашёл упомянутых Вовкой Светлану и Надежду. На фото были запечатлены юные девушки, которых с трудом удавалось представить сумасшедшими старухами. Зато Варвара, несмотря на внешнюю молодость, казалась суровой и даже мрачной. Видно было, что за этим застывшим сосредоточенным лицом скрывается непростой характер. Но больше всех меня потрясла тётя Клава — белобрысый щекастый ангел с огромными невинными глазами и губами бантиком. На фото ей было не больше шести лет.
Стол с зелёным сукном выглядел не просто старым, а ветхим. Одной ножки не хватало, и вместо неё была подложена деревянная коробка с едва видимой надписью: «Т. е.о.д. оли.т. ъ». Вот и фигурки, которые привлекли моё внимание в первое посещение. Я устроился на высоком стуле с прямой жёсткой спинкой и принялся изучать костяные поделки. В основном это были животные: вороны, куры, коты. Особняком стояла целая стая собак. Встречались и люди: баба в платке с коромыслом и вёдрами, пузатый священник в высокой шапке с большим крестом поверх одежды, солдат, присевший на барабан. Однако больше всего мне понравились лошади. Их было не меньше двух десятков. Неведомый резчик постарался на славу. В костяном табуне не было ни одной похожей лошадки. Иные из них были вырезаны очень подробно, другие более примитивно. И всё же каждый скакун нёс в себе частичку буйной силы, присущей этим благородным созданиям. Казалось несправедливым, что вольные животные скрыты в тёмной комнате, далеко от света и ветра. Я собрал лошадок и перенёс их на подоконник. Здесь играть было куда веселее. Кажется, я увлёкся, придумывая истории для каждого костяного конька. А потом некая странная иррациональная дверца приоткрылось в моём сознании. Подозреваю, что именно оттуда берутся все мальчишеские шалости. Мне очень сильно захотелось выбросить одного из коней за окно. Аккуратно взяв одну из фигурок, я вытянул руку над подоконником и осторожно разжал пальцы. Белый конёк упал на газон под окном. Он отлично смотрелся в низкой зелёной траве. Мне было немного совестно, ведь чужое брать нехорошо. Но я убедил себя в том, что в любой момент смогу достать выброшенную фигурку и вернуть её обратно. Решив, что пора закончить игру, я собрал остальных коньков и принялся расставлять их там, где они стояли раньше, постаравшись придать фигуркам положение, в котором их обнаружил.