Синьора Сфорца такие сведения не удовлетворят.
Он продолжит исследования с упорством маньяка.
Встречаясь с «массари», крупными землевладельцами, разоренными банком «Байоцци и сын», расспрашивая бывших наемников из отряда кондотьера далла Скала, подымая архивы суда над пистойскими ведьмами, беседуя с хирургами, утверждавшими, что врач Байони не зашивал разрез на матке, отчего сделанные его рукой кесаревы сечения неизменно влекли за собой смерть роженицы, изучит приказы рыбника Аньело, породившие волну арестов и казней…
— Он жив? — спросит Петер.
Старик Джованни наморщит лоб:
— Синьор Сфорца? Надеюсь, что да. Однажды он, собрав меж бедняками Неаполя дюжину сумасшедших, отплыл из нашей гавани. Куда? Точно сказать не могу, но ходили слухи, что в Алжир. Чудо Господне! — кровожадные пираты даже пальцем не тронули целителя. Наверное, сочли святым. Капитан «Милашки Чикитты» рассказывал, будто ему позволили основать общину на Джербе, островке близ алжирских берегов. Если капитан не врал, думаю, синьор Сфорца до сих пор живет там, в окружении столь любимых им безумцев.
Петер наклонится к старику:
— Он кого‑нибудь вылечил с тех пор?
— Нет, — ответит хозяин гостиницы. — Говорят, что нет.
— Ни одного человека?
— Ни единого.
Уже перебравшись в Болонью, лютнист и бродяга Петер Сьлядек узнает, что все попытки властей Неаполитанского королевства — вместе с иными государями Южной Италии — заселить остров Монте‑Кристо, сделав его обитаемым, окончились трагедией. В первый раз взаимная резня среди поселенцев никого не удивила: на остров были сосланы амнистированные преступники, по извращенной природе своей склонные к насилию. Но когда история без видимой на то причины повторилась с мирными добровольцами из Тосканы и Романьи, власти решили больше не рисковать.
Господь свидетель, в Тирренском море хватает других, более гостеприимных островков.
А «Санта‑Лючия» по‑прежнему бесподобна.
ТИХАЯ БАЛЛАДА Я плыву на корабле, Моя леди, Сам я бел, а конь мой блед, То есть бледен, И в руке моей коса Непременно. Ах, создали небеса Джентльмена! Нам не избежать молвы, Моя леди, Я ведь в саване, а вы — В старом пледе, То есть оба не вполне Приодеты. Я скачу к вам на коне: Счастье, где ты?! На крыльцо ступлю ногой, Моя леди, Вот для леди дорогой В рай билетик, Попрошу вас неглиже В кущи сада… Что? Ошибся? Вы уже?! Ах, досада! Расседлаю я коня, Моя леди, Не сердитесь на меня, Мы не дети. Над могилкою звезда, Ночь покойна… Ну, бывает. Опоздал. Что ж такого?Кирилл Бенедиктов Объявление
«СДАМ КОМНАТУ в этом доме СТУДЕНТКЕ медицинского училища. НЕДОРОГО. Звонить ПОСЛЕ 19.00».
Клочок бумаги с размытой надписью прилепился к углу нового семнадцатиэтажного красавца-дома, облицованного розоватым кирпичом. Объявление было напечатано на принтере, скорее всего на струйном, — буквы расплылись и отрастили неряшливые хвосты, так что написанный от руки в самом низу номер телефона наполовину скрылся под грязными потеками. Неудивительно: всю последнюю неделю августа шли проливные дожди, природа со вкусом мстила за долгое засушливое лето. «Опоздала, — подумала Жанна, протягивая руку к объявлению. — Если оно висит здесь хотя бы с двадцать пятого, кто-нибудь из девчонок наверняка уже сориентировался». 25 августа всех первокурсников проинформировали, что свободных койко-мест в общежитии значительно меньше, чем поступивших в этом году в училище иногородних студентов. Жанна собрание пропустила — у сестры случилась свадьба, не присутствовать было невозможно — и узнала о том, что осталась ни с чем, только первого сентября. То есть сегодня.
— Опоздала, — произнесла она вслух, срывая объявление со стены. На пижонском розовом кирпиче остался сероватый, похожий на лишай след.
«Ну и пусть. Все равно позвоню. Домик-то какой классный. И училище в двух шагах. „После 19.00“. Может, попробовать прямо сейчас? Все равно уже опоздала. Ну и пусть».
Жанна дошла до ближайшего таксофона, порылась в карманах накинутой прямо на белый халат куртки, извлекла карточку, на которой вроде бы оставалось еще пять или шесть единиц, и набрала номер. В трубке потекли медленные ленивые гудки. До 19.00 оставалось еще пять часов, понятное дело, никто не собирался бежать со всех ног, чтобы ответить на одинокую телефонную трель. «Ну и пусть», — повторила Жанна, показав тупому аппарату язык, и в этот момент трубку сняли.