Вновь пришедший приблизился к противнику Керен, который сделал вид, что этого не замечает. Он некоторое время пристально смотрел на Керен, потом опустил копье и с безразличным видом оперся на него. Кто-то принес факелы, майор повернулся к Керен и ахнул:
— Значит, Бернак не поймал тебя!
При свете факелов она узнала Домаса.
— Рада встрече, Домас! — улыбнулась она, убирая меч в ножны.
Бывший капитан кивнул, потом посмотрел на Барью и остальных:
— Ступайте на свои места. Все, кого вы задержите, должны быть доставлены ко мне. Ясно?
Раздалось согласное бормотание, но Барью промолчал; уходя, он еще раз выразительно посмотрел на Керен. Домас взял факел и сделал Керен знак идти за ним через насыпь. Она, поколебавшись, последовала за ним. Домас ничего не говорил, пока они не оказались на другой стороне и не отошли подальше от его шайки.
— Барью негодяй! — сказал он. — Но еще не самый худший. Он, по крайней мере, может заставить свой отряд построиться и не грабит каждого, кто встретится ему на пути.
— Да, меня он полюбил с первого взгляда, — мрачно подтвердила Керен.
Домас сочувственно покачал головой:
— Он такой же, как Бернак. Только меньше и слабее. — Он бросил на нее короткий взгляд. — Так как же тебе и юному жрецу удалось бежать от нашего командира и повелителя? И что принесло тебя сюда?
Она пожала плечами:
— Нам повезло, нам помог кое-кто. Как раз этого человека я сейчас ищу здесь. Может, ты ее видел, высокая седая травница. Приехала сегодня утром на собственной лошади.
Домас нахмурился, вспоминая:
— Да, кажется, я видел эту женщину сегодня днем возле палаток лекарей.
— Может, проводишь меня туда?
— Тогда сперва придется идти к генералу. Есть приказ: все, кто приходит с оружием, должны немедленно доставляться к нему. И никаких исключений.
Генерал оказался представительным темноволосым мужчиной, высоким, плотным, но не толстым, хотя и не слишком стройным. Его правый глаз закрывала повязка, два параллельных шрама тянулись от этого же глаза через всю щеку. Еще у него были пышные усы, нуждающиеся в немедленной стрижке. Сидя на закрытых бумагой козлах, он внимательно рассматривал Керен, поигрывая пустыми ножнами кинжала.
— Значит, Керен Эшрол, — повторил он. — У него оказался громкий звучный голос с хрипотцой, в котором звучала то ли сила, то ли угроза. — Майор Домас сказал, что вы служили в Имперской армии. Участвовали в битве у Ворот Волка, спаслись, а потом подались в наемники. Такой богатый опыт, и все здесь ясно. Мне нужны люди, Керен. Вы могли бы рассчитывать на чин капитана.
Она на миг задумалась. В это неспокойное время, когда могонские шаманы, купцы и даже города приглашают наемников, подобное предложение было очень соблазнительно. Но она знала, что не может нарушить данного Мазарету обещания защищать Шин Хантику. Это была ее обязанность, слово чести, которое она вдруг решила сдержать.
— Это великодушное предложение, генерал, но я должна выполнить возложенные на меня обязанности. К сожалению, я вынуждена отказаться.
Генерал задумчиво посмотрел на нее, поглаживая старую потемневшую кожу ножен.
— Мы живем в опасные времена, Керен. Возможно, это шанс оказаться на стороне победителя.
— Примите мои благодарности, генерал, но мое решение окончательно.
— Как пожелаете. Домас проводит к палаткам лекарей.
Когда Домас с Керен ушли, от задней стенки генеральского тента отделился коротенький человечек в драной одежде и подошел к генералу:
— Ну как?
Генерал ничего не ответил, наклонился над стоявшим у его ног мешком и достал из него ржавый кинжал. Он вложил его в ножны и протянул человеку. Тот взял кинжал и протянул генералу небольшой мешочек, в котором что-то негромко звякнуло. Когда человечек убирал кинжал в складки своего плаща, под его рваной одеждой мелькнул отсвет алой ткани. Он тут же запахнулся и молча вышел. Генерал же повернулся к столу, взял перо и начал составлять список приказов.
Палатка лекарей стояла в стороне от основного лагеря беженцев, под деревьями, на берегу потока, бравшего свое начало где-то в горах, к северу от Олвергоста. Пока Домас вел ее туда, он успел рассказать кое-что из того, что произошло с ним после их бегства с Тавриком. Похоже, резкие слова Керен в тот вечер заставили его пересмотреть планы свержения Бериака. Позже, когда обнаружилось ее отсутствие, он приступил к решительным действиям.
— Я заявил своим сержантам, что ухожу, и спросил, кто со мной. — Он засмеялся. — Все трое пошли, а с ними еще несколько человек, из самых надежных. Как только Бернак и его шайка бросились в погоню за вами, мы тоже вскочили на коней и поехали, только в другую сторону, сделав остальным ручкой.
— А потом?
— Мы думали ехать на север, в Казал или Ротаз, но у нас было слишком мало провизии, поэтому мы направились на восток по одному из горных путей, решив попытать счастья в Тоброзе. На другой стороне перевала мы встретили генерала и его людей. Они, наоборот, бежали из Тобозы с остатками войска, и, когда он предложил нам ехать с ним, мы согласились. Это было неделю назад, и последние пять дней мы сидим здесь. — Он помолчал. — Генерал — хитрющая лиса, Керен, и доблестный воин. Напрасно ты не приняла его предложения.
— Я не могу, Домас. У меня есть другие дела.
— Знаешь, что я думаю? Ты, наверное, присоединилась к одной из этих шаек повстанцев. Ходят слухи, что одна из таких банд находится сейчас в горах Бахруза. — Он вздернул подбородок. — Если ты управишься за неделю, то возвращайся сюда, понимаешь?
Керен поежилась — ей было неприятно выслушивать его домыслы, стоя здесь, под деревьями, вдали от факелов и костров, в тревожном сумраке. Она коснулась меча, потом рассмеялась:
— Ты делаешь из мухи слона, Домас. Ты просто наслушался сплетен за последние дни.
Домас внимательно посмотрел ей в лицо, потом, усмехнувшись, покачал головой:
— Ах, Керен, Керен, я ни за что не выдал бы твоей тайны, чего бы она ни касалась. — Он указал на длинный низкий навес под деревьями. — Там лечат больных и раненых, твоя приятельница должна быть там. Когда соберешься ехать, найди меня где-нибудь возле палатки генерала. Но я бы советовал тебе подождать до утра.
Она кивнула, позволив себе облегченный вздох:
— Спасибо, Домас.
Он махнул рукой:
— Не стоит, — потом развернулся, чтобы уйти, и бросил на прощание: — Керен, в следующий раз придумай какую-нибудь историю с подробностями, ладно?
Хмыкнув, он повернул обратно, туда, откуда они пришли.
Керен, ругая себя, пробиралась между деревьями. Домас прав. Она должна придумать какую-нибудь связную ложь, которая сгодилась бы для любого слушателя. Она вздохнула. Есть же некоторые вроде Джилли, из ничего они могут создать любое вранье, дивную сказку, и все это без малейших усилий, легко и естественно. Будь он на ее месте, тут же нагородил что-нибудь трогательное о несчастных беглецах, историю, полную подробностей: имен, описаний, семейных преданий. И все слушатели, включая Домаса и генерала, утирая скупые мужские слезы, стали бы снаряжать его в путь, давая в дорогу деньги и еду. Ее позабавила нарисованная в воображении картина, и она улыбнулась.
Но улыбка тут же пропала, когда она увидела женщину, сидящую на пороге палатки. Женщина горько плакала. Керен с ужасом осознала, что это Сувьель. Она бросилась к ней, села рядом на корточки, позвала ее по имени. Сувьель подняла голову, и Керен поразило выражение совершенной опустошенности и смертельной усталости на ее лице. Глаза травницы покраснели, бледное лицо казалось серым в свете горящего рядом костра.
— Они умирают, а я не могу спасти их, — хрипло произнесла Сувьель. — Они просто не хотят жить, они такие слабые, измученные, и в них нет… нет надежды. — Она закашлялась. — Я отдала все, что во мне было, я пуста. Рааль отправил меня сюда отдохнуть.
Керен сделала движение, чтобы подняться, но Сувьель схватила ее за руку дрожащими пальцами:
— Послушай, этот Рааль Хайдар, он маг. Он использует силу, которой я никогда раньше не видела. Это похоже на призрачные сети и клубки…