— Вспомни Теночтитлан. Вспомните Уицлпочли и барабан великого змея, в который били на храмовой пирамиде. Они были не ведьмами, а демонами! И всё же мы сломали им зубы. Мы легко можем повторить это снова.
— Это маленький город, — сказал Мартин. — Очень маленький. И старый. — Он повернулся к Арилл. — Сколько ему лет? — спросил он у неё на киче.
— Терпение, — мрачно ответила она. — Думаю, скоро ты узнаешь.
Это было всё, что ему удалось вытянуть из неё с тех пор, как они покинули Копан. Он постоянно шёл рядом с ней, влекомый тайной её прошлого и влекомый — да, он должен был это признать — ею самой.
— Что она говорит? — спросил Манрике.
Его тон был любезным, но глаза проницательными и холодными.
— Она говорит, — неторопливо ответил Мартин, — что, хотя тебе нравится, когда тебя называют Учёным, потому что ты умеешь читать и писать, ты всего лишь невежественный ребёнок, раз веришь в колдовство и демонов.
Щёки Манрике покраснели над чёрной полосой бороды. Он тихо сказал:
— Действительно. И как эта мудрая женщина объясняет внезапное знание человеком языка, на котором он никогда раньше не говорил?
— Я же говорил тебе, Манрике. Я научился этому у одной рабыни.
— Странно, что ты никогда не рассказывал нам, Педро. Ты никогда не был молчаливым человеком, когда дело касалось твоих достижений.
— Не обязательно обо всём рассказывать своим друзьям.
— Также странно, — сказал Манрике, — что ты так хорошо выучил этот язык, хотя никогда не мог выучить ничего, кроме нескольких фраз на ацтекском.
Это могло быть ловушкой, но Мартин только пожал плечами. Они, спотыкаясь, продолжали спускаться по длинному крутому склону под проливным дождём.
Манрике резко сказал:
— Ты уже встречал эту женщину раньше. Ты узнал её, когда она вошла в наше жилище там, в Копане.
— Я встретил её сразу после того, как ты ушёл, оставив меня искать добычу. Я пытался взять её в плен.
— Ты никогда нам об этом не рассказывал, — удивлённо вставил Эррера.
Мартин снова пожал плечами.
— Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. Потому что она сбежала.
— Она сбежала от Педро Янеза? — воскликнул Эррера и расхохотался. — Возможно, Манрике прав, и она ведьма! Ни одна человеческая женщина никогда не делала этого!
Манрике пробормотал:
— Я прав. Это не человеческая женщина, и она должна умереть.
Он сказал это так тихо и с такой убеждённостью, что Мартин похолодел. Он был совершенно уверен, что этот суеверный Учёный поступил бы так с Арилл, если бы мог.
А мысль о том, что Арилл может пострадать, была уже невыносима. Он слишком много думал об этой зеленоглазой женщине во время похода, она слишком сильно притягивала его. Он не мог забыть ощущение её крепкого, тёплого плеча в тот раз на пирамиде. Он обругал себя за глупость.
Облака уплыли к дальним холмам, унося с собой дождь. Выглянуло тропическое солнце. И город Великой Звезды озарился сиянием, мягким великолепием красок, подобного которому Мартин никогда не видел. Он остановился и уставился на него в каком-то оцепенении: длинные низкие величественные здания, усечённые пирамиды, сияющие формы из янтаря, аметиста и жемчуга, возвышающиеся здесь, на берегу реки в джунглях Гондураса.
Это были Копан, Тикаль и Чиченица, и всё же он не был ни одним из них. В нём были отголоски Вавилона и Фив, затерянных городов Ассирии и дворцов Крита, а также старых, старых погребённых цитаделей долины Инда. Но и от них он отличался тоже. Мартина охватил странный трепет, как будто он стоял на пороге какого-то великого открытия и боялся его переступить.
Стоявший рядом с ним Эррера злорадно сказал:
— Там должно быть много добычи!
Они оказались на дне долины, где под городскими стенами виднелись аккуратные индейские деревушки, фермы и плантации. Дорога была вымощена каменными блоками, и испанцы маршировали по ней, отбивая копытами лошадей резкий быстрый ритм. Мужчины покидали изобильные поля, а женщины выходили из домов, чтобы встать вдоль дороги и наблюдать за ними, опасаясь лошадей и бородатых мужчин, но приветствуя девушку.
— Рабы? — спросил Мартин.
Арилл посмотрела на него с холодным презрением, которое он так хорошо изучил.
— Мы не держим рабов. Они работают на себя, а мы покупаем у них всё, что нам нужно. — Она повернулась к испанцам. — Скажите им, чтобы убрали оружие. Сражения не будет.
Сражения не было, но пики оставались наготове, а смуглое лицо Де Гусмана не смягчилось.
Большие ворота города были открыты, и испанцы прошли через них.
— Скажи ей, чтобы она помнила, — сказал Де Гусман, — что в случае предательства, она умрёт первой.