— Нет! — воскликнул Ферендир вслух и принялся шепотом разговаривать сам с собой: — Мы должны сделать то, что кроме нас больше никто не сделает! Конечно, я ничтожен, но без меня ничего не выйдет! Я не могу теперь остановиться, потому что тогда конец придет всем!
«Глупец! — сказал Ферендиру неприятный насмешливый голос в голове. — Самовлюбленный слепец! Ты думаешь, что без тебя не обойдутся?! Да кто ты такой? Червяк! Пустое место! Тебя чудом еще не прикончили! Как ты вообще смеешь считать себя особенным? Выходит, остальные — те, кто пал в схватке с врагами, — были хуже тебя? Выходит, они оказались недостаточно „особенными“, поэтому должны были умереть? Твоя наглость…»
— Нет, — проговорил Ферендир.
«Подлец!»
— Нет.
«Слабак!»
— Нет.
«Дешевка, дурак и ничтожество. Только зря небо коптишь. Чужое место занимаешь…»
— Нет. — закричал Ферендир.
К его огромному удивлению, в ущелье не раскатилось эхо. Громкий крик угас, едва вылетев из горла. Все его спутники внезапно остановились и посмотрели на Ферендира, а он, еще до того как поднял на них глаза, уже почувствовал в их взглядах недовольство, презрение и осуждение.
Дезриэль приблизился и спросил:
— Что с тобой?
— Не трогайте меня! — заорал Ферендир и поразился силе собственной злости. — Оставьте меня в покое!
«Такого заносчивого! Глупого! Бестолкового! Ничтожного! Жалкого! Презренного!»
— Да бросьте вы его! — крикнул шедший во главе отряда Сераф. — Он слаб и всегда был слаб! Жаль, что его не завалило насмерть тем обвалом!
Ферендир слушал Серафа и не верил своим ушам. Эти слова были не просто жестокими по смыслу — в тоне, с которым их произнесли, сквозила неприкрытая злость и накопившееся раздражение. За что же Сераф — любимый учитель, образец для подражания и само совершенство — так глубоко его ненавидел?
Все остальные тоже смотрели на Ферендира, но не пытались к нему подойти.
— «Сопляк! — выругалась Фальцея. — Молокосос неотесанный!»
Меторра от отвращения скривилась и пробормотала:
— «Юнец бестолковый. Тупица».
Таурвалон сокрушенно покачал головой.
— «Неумейка криворукий!» — проговорил он.
Даже Луверион взглянул на Ферендира недовольно и презрительно. В его удивительных все понимающих светлых глазах читалось горестное сожаление: «Несчастный дурачок, он сам не понимает насколько никчемен и бездарен…»
«Постойте-ка! — Ферендир протер глаза. — Какой еще Луверион? Разве его не убило?!»
— «Это я во всем виноват, — объяснил остальным Дезриэль. — Я поручился за него, хотя и было ясно, что он не готов».
«Нет! Не может быть! Дезриэль не мог такого сказать! И Луверион не мог! К тому же Лувериона тут вообще не может быть!..»
— «Сказал же, бросьте его! — вмешался Сераф. — Он — обуза. Он нам только мешает! Я говорил тебе это тысячу раз, Дезриэль! Тысячу!»
— Нет! — воскликнул Ферендир.
— «Боюсь, это так, — проговорил Дезриэль и придвинулся к ученику поближе. — Извини, Ферендир, я подвел тебя. Напрасно внушал тебе надежду. Я надеялся, что ты все выдержишь, но не вышло… Твоя неудача — это, в сущности, мое поражение. Сейчас я помогу тебе…»
Внезапно в руке у Дезриэля очутился нож.
— «Не бойся, Ферендир. Тебе не будет больно. Так только лучше… И почему ты только не погиб тогда под обвалом? Слепое везение, не иначе».
Ферендир попятился. Слепое везение было ни при чем! Он выжил, потому что так захотела сама гора. Вот она верила в него!
А Луверион? Как он здесь оказался? Он-то как раз и погиб под обвалом, а потом упокоился в могиле на берегу реки!
А его наставник Дезриэль — неужели это он подходил все ближе и ближе, поигрывая ножом в руке?
Нет. Всего этого не могло быть! У Дезриэля другой голос, другие повадки. Это какой-то призрак, тень! Галлюцинация, иллюзия!
— «А ну-ка! — сказал кто-то и внезапно схватил Ферендира за горло безжалостной железной рукой. — Я сделаю то, на что сам ты так и не решился, сентиментальный глупец!»
Кто-то с холодным равнодушием приставил к горлу Ферендира лезвие еще одного ножа. Это был Сераф.
— Не надо! — заорал Ферендир, но из рук Серафа ему было не вырваться.
— «Какое жалкое зрелище! — проговорила Фальцея. — Убей его, Сераф!»
— «Теперь он больше не будет нам мешать», — добавила Меторра.
— «Как он ничтожен! — простонал Таурвалон. — Пародия на альва! Ошибка природы!»
В душе у Ферендира вскипела целая буря чувств: ярость, гнев, стыд, горе, отчаяние, тоска, ненависть, вина — все они бурлили и грозили захлестнуть его с головой. Как он ни крутился и ни извивался, но не мог вырваться из железной хватки Серафа и скрыться от немого упрека в глазах Дезриэля, который подходил все ближе с ножом в руке.