Голос, вероятно, когда-то принадлежал женщине, но сейчас это стало неочевидно. Слаанешиты подвергались таким обширным мутациям, что наверняка угадать их исходные расу, возраст и даже пол не представлялось возможным. Хаос уродовал их до неузнаваемости.
«Сейчас или никогда! — подумал Ферендир. — Надо бежать».
Он развернулся, выскочил из зарослей папоротника с дальней от врага стороны и стал нашаривать ногой опору на скользком склоне. Сначала все пошло довольно скверно: альв поскользнулся и беспомощно побарахтался в грязи. Однако потом ему повезло найти выступающий на поверхности склона камень. Юноша стал поспешно карабкаться вверх по склону, не рискуя даже оглянуться.
Он уже отбежал довольно далеко — на расстояние броска камня, — и тут кто-то завопил знакомым голосом:
— Вот он! Я же вам говорил! Это паршивый люминет!
— А ну встать, уроды! — рявкнул один из Гедонистов двум драчунам, боровшимся в грязи. — И бегом за ним!
Ферендир отчаянно карабкался вверх по склону. Его нещадно поливал дождь, густые нависающие деревья, с одной стороны, давали много тени и затрудняли обзор, с другой — иногда пропускали сквозь листву слишком яркий, слепящий луч дневного света. Ферендир работал руками и ногами изо всех сил и прислушивался, стараясь понять, как далеко сейчас были преследователи и как быстро они его догоняли. При этом Ферендир не осмеливался задержаться и оглянуться. Он слышал только буханье тяжелых шагов, покряхтыванье и вопли восторга. Преследователи гнались за ним со страшной скоростью и с невероятным упорством.
Поток грязной воды вымыл прямо у Ферендира из-под ног кусок земли. Юноша упал и соскользнул было вниз, но успел уцепиться за выпиравший камень и торчащий древесный корень. Как только падение прекратилось, Ферендир тут же перекатился вбок и увидел новую тропу — на некотором расстоянии от прежнего скользкого подъема.
Ферендир отважился обернуться назад через левое плечо. Один из преследователей играючи поднимался по холму: он стремительно бежал боком, как краб, и был уже совсем рядом. Молодой альв не стал его пристально рассматривать, хотя заметил тонкие, как у насекомого, ножки, грозные крабьи клешни и жуткий подрагивающий скорпионий хвост. Ферендир побежал еще быстрее — запрыгал по торчащим из грязи камням, стараясь оторваться от преследователей.
Один из них внезапно разразился руганью, и ему хрипло прокричали:
— А ну вставай и дуй сюда!
Еще одна жертва грязи и дождевой воды! Кто-то поскользнулся и съехал вниз по склону. Вот и отлично! Одним меньше!
Ферендир посмотрел вперед: выше по склону перед ним вырос уступ. Может, за ним начнется ровный участок? Надо только туда добежать! Там наверняка можно будет прибавить скорости и убежать от этих страшилищ! Еще немного!..
И тут раздался странный глухой рокот. Казалось, что сама гора гневалась на тех, кто беготней и возней дерзнул нарушить царивший вокруг благоговейный покой.
Непонятный рокот усиливался и с каждой секундой приближался. Ферендир на минуту замер и стал высматривать на склоне перед собой источник шума.
И увидел. Стремительная темная масса обрушивалась с уступа. За ней терялись кроны деревьев и голубые лоскуты неба. Это была сама гора — а точнее, ее подмытый дождем кусок, который под собственным весом несся вниз. Прямо на Ферендира.
— Назад! — закричали позади. — Кому говорю, назад!
Гедонисты завопили, стали ругаться и орать.
Ферендиру же было некуда бежать и негде спрятаться. Оползень приближался слишком быстро и вскоре заслонил собой все остальное.
«Уж лучше погибнуть так, — мелькнула у Ферендира мысль, — чем от рук Гедонистов…»
Потом тяжелая стена из жидкой грязи и камней погребла молодого альва под собой, и его тут же окутала кромешная тьма.
Мир стал холодным. И теплым. Мир стал тьмой. Неподвижной, тихой и душной.
Ферендир попробовал пошевелиться, но не смог. Попытался определить, где верх, а где низ, — и ничего не понял. Распахнул глаза — и увидел только темноту. Он не мог двигаться, ничего не видел и не слышал, но почему-то еще не умер.
«Сколько я так уже лежу?» — рассеянно подумал он.
При попытке сделать глубокий вдох в рот полилась жидкая грязь, и Ферендир закашлялся. Впрочем, даже кашлять было трудно. Он был похож на какое-то злополучное насекомое, увязшее в древесной смоле. Со всех сторон его окружала зыбкая, но тяжелая и липкая субстанция. Молодой альв был буквально погребен заживо и даже не знал, в какую сторону надо копать, чтобы выбраться.
«Может, это и есть лучший исход, — стараясь не поддаваться подступающей панике, подумал он. — Все самое дорогое, что у меня было, уничтожено. Пора и мне самому погибнуть. В конце концов, чем я лучше остальных? Почему все должны были умереть, а я нет?!»