Впрочем, это было бы совершенно неуместно, ибо через гордость в сердце и разум проникал Слаанеш. Ферендир постарался подавить ликование и ощущение своего могущества, загнать их в самые отдаленные уголки души. Он скромно улыбнулся и поклоном поблагодарил каждого из своих соперников.
— Примите мою благодарность и выражение глубокого уважения, — сказал юноша и по очереди помог им подняться.
И тут оказалось, что Сераф с каменным лицом стоял в отдалении — наверное, вернулся из разведки во время битвы, а сейчас пристальным взглядом буравил Ферендира.
— Ты перенял их методы ведения боя, — наконец проговорил Сераф.
Ферендир наклонил голову, прикинул, что ответить, и сказал:
— Я просто наблюдал за тем, что они делают, и подбирал соответствующую аларитскую тактику.
— Довольно бессистемно, — сказал Сераф. — Все это напоминало какую-то беспомощную импровизацию.
— И тем не менее у Ферендира все получилось, — вмешался Дезриэль.
Сераф смерил друга негодующим взглядом.
— Очень неумно сказано, — заявил он по-прежнему ровным и бесстрастным голосом. — Импровизация — удел слабых. Использовать весь свой арсенал при малейшей угрозе — тоже удел слабых. Мы с тобой, Дезриэль, между прочим, последние в своем роде. Наш святой долг — сохранить унаследованную мудрость и передать ее Ферендиру.
— И эта мудрость гласит, что ученик всегда ошибается, а учитель всегда прав? — огрызнулся Ферендир.
Он понимал, что повел себя глупо и импульсивно, но молчать больше не было сил.
Сераф медленно повернулся и окинул юношу взглядом. В сощуренных глазах и на суровом лице читалось молчаливое порицание.
— Да как ты смеешь, — негромко проговорил он.
Ферендир постарался не думать об обиде и вести себя почтительно, но у него ничего не вышло. Он сам поразился своей дерзости, когда шагнул к Серафу и вызывающе бросил ему в лицо:
— Смею.
— Довольно, — сказал Дезриэль спокойно, но настойчиво. — Замолчите оба.
Ферендир с упреком посмотрел на того, кто обычно всегда помогал, поддерживал и проявлял чуткость. Даже после того как ученик с честью выдержал последнее испытание и проявил себя в бою, Дезриэль не поддержал его в споре с несправедливо строгим наставником.
Не дожидаясь больше ничьих слов, Ферендир отвернулся и зашагал прочь. Это не было похоже на настоящую ссору: они не накричали друг на друга, просто спокойно поговорили, не повышая тон. И все-таки сейчас юноша напоминал себе гору, из которой вот-вот вырвется фонтан бурлящей лавы.
Сераф что-то рявкнул ему вслед, Дезриэль окликнул по имени. Женский голос — Фальцеи или Меторры — прокричал, чтобы Ферендир не уходил. Однако юноша никого не слушал. Ему надоело, что один наставник постоянно придирался, а другой все никак не мог занять сторону подопечного. С этим пора было кончать. Сейчас следовало хотя бы на не которое время остаться одному, все осмыслить, разобраться в себе. Уйти подальше — только бы не чувствовать чужие взгляды и не переживать по поводу того, что все о нем подумали!
Лес поглотил Ферендира. Некоторое время он шел вверх по склону, а потом спустился в глубокую ложбину между крутыми холмами. Тут, в тени, было прохладно. Дневное солнце угасало, и в небе разливалась тьма, пришедшая из царства Улгу.
По каменистому дну оврага бежал спокойный ручеек с чистой холодной водой. Ферендир пошел вдоль течения и время от времени останавливался, чтобы глотнуть воды. Через некоторое время он выбрался на небольшой скальный выступ, откуда ручей небольшим водопадом срывался вниз. Ферендир нашел сухой валун, уселся там в позу лотоса, опустил локти на колени и сложил ладони перед собой. Он был абсолютно один. Тишину нарушали лишь шум воды, пение закатных птиц и далекие хриплые крики стервятников над мертвечиной. Сумерки только начали сгущаться, и было все еще светло.
Перед Ферендиром на камне лежал алмазный чекан. Если бы он дал волю кипевшему в груди гневу, то начал бы уничтожать этим чеканом все деревья в округе, рубил бы стволы и разносил в труху пни, упивался бы жалобным треском березок и елей, беспомощных перед его напором. Ему хотелось ломать и крушить! Повалить к своим ногам весь мир и заставить его признать, что юный Ферендир могуч, отважен и способен все на свете подчинить своей воле!..
И все же он понимал: так можно очень далеко зайти. Именно властью и разнузданностью Хаос соблазнял своих жертв. К счастью, Ферендир умел смирять ярость и недовольство, не давать им вырваться наружу. Двадцать лет обучения в храме не прошли даром. Молодой аларит хорошо контролировал практически все порывы своих страстей, даже самые бурные и неистовые.