К концу этого дня я изнемогала от усталости.
До сих пор меня постоянно окружали люди, и у меня не было ни малейшей возможности поговорить с маркизом наедине. Впрочем, я не уверена, что слишком хотела этого. К тому же рядом со мной неотлучно находилась его жена, чьё общество доставляло мне искреннее удовольствие. Однако я должна была выказать Суффолку своё недовольство по поводу сокращения списка сопровождающих; это представлялось мне тем более необходимым, что отныне он являлся моим подданным.
Поэтому, невзирая на сильное физическое влечение к этому человеку, я удостаивала его лишь презрительной улыбки. И всякий раз, когда мы появлялись перед народом, а он как доверенное лицо моего мужа стоял рядом, держа меня за руку, я не допускала ни малейшего проявления своих чувств.
В тот вечер в Париже после долгого изнурительного дня я уже собиралась лечь спать, когда ко мне вошла моя старшая фрейлина мадам Байи и сказала, что граф Суффолкский просит о конфиденциальном разговоре.
— Прикажете отказать ему, ваша светлость? — спросила мадам Байи.
Я задумалась. Элис уже ушла, я ещё не начинала раздеваться, к тому же я сильно досадовала, что после своего возвращения во Францию Суффолк не проявлял особого желания побыть со мной наедине.
— Нет, — сказала я, — пригласите его войти. А сами, мадам, выйдите, чтобы не слышать нашего разговора, но всё же оставайтесь достаточно близко на тот случай, если мне потребуется позвать вас.
Она повиновалась, и через несколько секунд граф уже стоял передо мной, раскланиваясь и исподтишка беспокойно поглядывая на Альбиона, который по привычке лежал возле моего кресла, негромко утробно рыча, как и обычно при появлении незнакомых людей.
— Я уже подумала, милорд, что существую для вас лишь как королева, — заметила я. — Присаживайтесь, пожалуйста. Вот сюда. — Ия показала на стоявшее в нескольких футах от меня кресло, опасаясь, как бы он не опустился на колени у моих ног.
Суффолк сел, не отрывая от меня взгляда.
— Вы знаете, что я вас люблю, — сказал он.
Я почувствовала, что щёки у меня пылают, но постаралась ответить как можно спокойнее:
— Надеюсь, милорд, что меня будут любить все мои подданные.
Он проигнорировал мою попытку свести наш разговор к банальностям.
— Я не мог подойти к вам раньше, потому что вы всё время были окружены членами своей семьи и этими французскими мужланами.
Я подняла брови. Не слишком-то уважительно сказано — «французские мужланы».
— Вы забыли упомянуть о своей жене, милорд.
— Вы недовольны её присутствием?
— Нет, что вы, я нахожу её очаровательной.
Несколько секунд: он обдумывал мои слова, затем сменил тему:
— Но нам уже недолго осталось быть среди французов. Завтра, ваша светлость, мы ступим на английскую землю.
— Я считаю каждую минуту, милорд.
— И там вы окажетесь на попечении губернатора Нормандии, герцога Йоркского.
— Значит, я не увижу своего мужа.
— Нет, ваша светлость. Король Генрих не может оставить Англию. Герцог же — двоюродный брат короля.
— Я знаю, милорд.
— К тому же он люто ненавидит меня, — добавил Суффолк.
— В самом деле, милорд?
— Поэтому... — Недоговорив, он соскользнул с кресла и опустился передо мной на одно колено, пожирая меня взглядом. — Мег, милая Мег. Надеюсь, что всё, мною сделанное, соответствует вашим желаниям.
— Вы же знаете, что это именно так, милорд.
— Прошу вас, никогда не забывайте об этом, какому бы давлению вы ни подвергались.
— Давлению, милорд?
— Вы не знаете, что происходит сейчас в Англии, куда вы направляетесь. — И он рассказал мне о раздирающем страну надвое соперничестве между Глостером и Бофором, сообщив, что сам он принадлежит к ратующей за мир партии Бофора.
— Но ведь, устроив мой брак с королём, разве вы не одержали решительной победы, милорд? — спросила я. — Несомненно, уже вся Англия знает об этом. Вы говорите: давление? Ни один человек не посмеет пренебрегать моей волей.
— Да, конечно, — согласился он, — но есть способы навредить даже королеве — через её слуг.
Я нахмурилась:
— Говорите яснее, милорд.
— Не все в Англии, позвольте мне быть откровенным, считают вас подходящей партией для нашего короля.