Но сон всё никак не шёл ко мне. Я вышла на террасу аббатства и стала вглядываться в мерцающие во тьме лагерные огни моей армии; где-то вдалеке светились и огни йоркистов. Тут же на террасе оказался и мой сын, он тоже пристально всматривался в ночную мглу.
— Тебе надо бы отдохнуть, — сказала я. — Завтрашний день будет очень долгим.
— И к исходу его я, возможно, обрету вечный покой, — заметил он.
Я положила руку ему на плечо.
— В конце этого дня мы двинемся на Лондон, чтобы ты мог вступить в свои наследственные права.
Все шестнадцать лет, ещё с тех пор как он был грудным младенцем, говорила я ему об этих наследственных правах, напоминала о великих предках, убеждала его превзойти его предшественников Эдуардов. Я стремилась воспитать его хорошим правителем и солдатом и, конечно, достойным человеком. Порой, например, после второй битвы при Сент-Олбансе, я боялась, не вложила ли в его душу слишком много стали и недостаточно любви. Временами, как то было во время нашего сен-мишельского изгнания, я сомневалась, что он любит даже меня, с таким упорством внушала я ему мысль о необходимости готовиться к будущему, вырабатывать в себе ту непоколебимость, с помощью которой только и можно достичь желанной власти, и главное — удержать её в своих руках.
И тут Эдуард вдруг поразил меня. Моя рука всё ещё лежала на его плече, когда он сжал мне пальцы.
— Я буду хорошим королём, мама, — сказал он. — Клянусь всем, что только есть для меня святого. Я буду справедливым, сильным и верну Англии её величие.
Мне на глаза навернулись слёзы.
— Верю тебе, Эдуард, — сказала я.
Да, я всё ещё верю ему.
С рассветом наша армия пришла в движение. Меньше чем за милю от нас уже пели рожки йоркистов. Мои люди разошлись по своим позициям, я же осталась на террасе аббатства, рядом с Сомерсетом, облачившимся в полные боевые доспехи. Я невольно задумалась о судьбах его старшего брата и отца, погибших в сражении за моё дело. Но может быть, третий из них окажется более удачливым.
— Вы должны уйти, ваша светлость, — сказал он.
— Не раньше, чем поговорю со своими солдатами, — сказала я и велела подвести ко мне мою лошадку.
Увидев, что я проезжаю мимо ланкастерских рядов, мои военачальники забеспокоились, ибо заметили: йоркисты уже двинулись в наступление. Впереди развевалось знамя с изображённой на ней головой вепря, это было знамя Ричарда Йоркского, которому его брат Марч присвоил титул герцога Глостерского. Я никогда не встречалась с этим юношей, всего годом старше моего Эдуарда, но слышала, что как солдат он уступает лишь своему брату. Этот порывистый юноша уже начал наступление, и мои люди тревожились за мою безопасность.
Но я не собиралась пасовать перед юношей, который годился мне в сыновья, и медленно объезжала ряды своих солдат, обращаясь к ним с призывами. Терять мне было нечего. Я говорила, что им предстоит сражаться, чтобы положить конец узурпации и освободить своего законного короля, доброго, честного Генриха, подло и вероломно заточенного в тюрьму. Обещала всем в случае победы высочайшие награды и недвусмысленно намекала, что отдам имущество этих предателей, лондонских торговцев, на разграбление.
Я приказывала им смотреть на принца Уэльского, который будет сражаться вместе с ними, в их рядах, преисполненный решимости победить или умереть, и который никогда не забудет тех, кто стоял с ним плечом к плечу в этот день. Вновь и вновь я обещала награды, обещала, что каждый получит свою долю йоркистских поместий и йоркистского богатства. И самое главное, я внушала им, что все, кто будут здесь сражаться, победят они или умрут, обретут бессмертие.
Никогда ещё никто не приветствовал меня такими громовыми рукоплесканиями, как эти мои последние львы. В лучах восходящего солнца засверкали поднятые мечи, зазвучала ликующая победная песня. Йоркисты заволновались, их передовой отряд с громкими криками направился в нашу сторону, загрохотала их артиллерия, сделав первый залп.
— Вы должны удалиться, ваша светлость, — взмолился Сомерсет.
Я кивнула, в последний раз сжала руку Эдуарда и под громкие восхищенные крики поднялась на своей кобыле к аббатству, где меня ожидали фрейлины. С этого наблюдательного пункта я хорошо видела поле сражения. Время от времени останавливаясь, чтобы выстрелить из своих арбалетов, солдаты Глостера продвигались вперёд. Пересечённая местность сдерживала нападающих, а когда они подошли к склону холма, где располагалась моя армия, их встретил ливень стрел. Они остановились, а затем стали отступать.