C повышением у папы стало намного больше сдаточных объектов. Раньше он сдавал один раз в квартал, теперь он стал сдавать объекты каждый месяц, а потом и каждую субботу. Кроме того, к нему теперь часто приезжало начальство из Москвы. Приходил он домой после этого глубокой ночью очень пьяный. Мама не разговаривала с ним, родители общались через Варю: "Пойди, скажи своему отцу...", "Доча, скажи маме...". Маме надо было беречь руки, потому что она должна была ими каждый день что-то делать у больных во рту. Поэтому папа в неразговорные дни мыл вместе с Варей полы и стирал белье. После уборок и стирок мама оттаивала и начинала разговаривать с папой до новой сдачи объекта.
Весной в садике у Вари прошло мероприятие под названием "Здравствуй, школа!". И только тогда до нее дошло, что ни с кем из этих ребят она больше не увидится, что все они пойдут в разные школы. Ей стало грустно. К ней, со слезами на глазах, подошел Игорь Сударушкин и они чинно, как и положено женатым, простились навсегда. В мае Варю и Сережу снова направили на хутора.
ТАБОР УХОДИТ В НЕБО
Жизнь в глубинке Ростовской области и тогда еще требовала достачного душевного подъема. Мать отдельно собирала ей пакет медикаментов, подробно разъясняя, чем и в каких случаях необходимо пользоваться. Медицинской помощи на хуторах с населением около шестисот человек не было. Телефонная связь появилась несколько позднее у колхозного счетовода и в начальной школе. Да и электричество протянули только-только, потому что здесь летом стали устраивать военные лагеря на месте традиционных казачьих сборов, которые проводились на хуторах еще до революции. Если весной и летом у стариков гостило множество городских родственников, то в зимнее время это вообще были глухие места. Хутора значительно уменьшились по сравнению с довоенным временем. Многие семьи распались и разбрелись по свету, от многих остались только старухи, которые почему-то живут дольше стариков. Зачастую при старухах коротали век незамужние пожилые дочери. У иных, еще не очень старых женщин, оставшихся обсевками огромных казачьих семей, иногда были дети безотцовского военного или после военного заводу. Этих деток ничто не держало в родных местах, мотало по свету, прибивало к случайному огню, поэтому многие бабушки постоянно жили с малолетними внуками, сброшенными на их руки.
Вариной бабушке каждый раз из соображений приличий и щепетильности приходилось доказывать соседкам, что у Сережи и Вари вполне пристойное происхождение и пребывание их у бабушки носит временный характер.
Зимой на такие хутора приходили бандиты, которых в мирное советское время, не смотря на то, что на государственном уровне были уничтожены социальные корни преступности, развелось даже больше, чем в революцию. Особенно страшно было, если к простым русским охламонам прибивался хотя бы один чеченец. В этом случае, не проявлялось никакого сострадания к жертвам. Раньше им противостояло хорошо обученное, ко всему готовое, казачье воинство. После уничтожения донского и терского казачества как класса, бандиты стали полноправными правителями зимней степи. Приехав на хутор, Варя увидела покинутую с пустыми окнами мазанку, выжженные рамы общественного строения, слушала страшные рассказы стариков о пережитой зиме. Больше всего ее поразил рассказ о старухе, которую бандиты жарили на сковороде всю ночь, пытаясь вызнать, где она хранит деньги. Какого было ее обмывать старухам ровестницам, многое вместе с нею пережившим, и знавшим, что муки их подруга вынесла только за то, что, как говорилось, "у нее в кармане - вошь на аркане". Поэтому многие специально прятали за божницу одну из зимних пенсий, которую так и называли - "бандитские деньги". В тех же местах, где было электричество, бандиты были более модернизированы - они пытали старух паяльными лампами и утюгами.
В большом отлаженном хозяйстве, знававшем и периоды расцвета, была дорога каждая пара рук. Поэтому Варя проходила полный курс трудового воспитания молодой казачки. Работа на хуторе была не тяжелая, но изматывающая своей монотонностью и каждодневностью. В такой работе был важен какой-то начальный задор и последующая тупая остервенелость. У бабушки и Вари эти качества были заложены генетически, поэтому работа у них ладилась. Но однажды бабушка заметила, что Варя многие вещи делает на мужской манер, например, отжимает белье после стирки явно по-мужски. Она была в ярости. Каждое утро теперь начиналось с возмущенных бабушкиных воплей о том, какая лентяйка попала в жены ее сыночку Толе и его горькой доле. Невестка-змея, оказывается ручки бережет! Она не стирает, полы не моет! Она даже корову не держит! Ну, и что, что город! И в городе одна корова могла бы вполне прокормиться в парке. Робкие Варины возражения вызывали необходимый для обоих эмоциональный взрыв, они громко ругались, ссорились на всю жизнь и мирно принимались за работу.
После этого Варя, из собственного интереса и желания как-то успокоить бабушку, расспрашивала ее о чем-нибудь из прошлого. Бабушка начинала монотонно гудеть как шмель, и работа шла сама собою.
Варька после таких рассказов стала понемногу понимать, почему на хуторе к Ткачевым относятся с нескрываемой опаской, а старухи в магазинной очереди и откровенно посмеиваются у нее за спиной, почему она частенько видит странные сны, которые затем, может быть чуть иначе, но сбываются в жизни.
x x x
Началось это у Ткачей в родове, когда молодой парень Тимофей Ткачев в середине прошлого века решил снять девку с воза. Раньше эта фраза сказала бы абсолютно все, но теперь она требует объяснений. Итак, речь идет о цыганке Глафире, она была очень молодой и чумазой. Что в ней разглядел Тимофей, является загадкой для всех хуторских старух до сих пор. Он, как честный казак и большой дурень, решил на ней жениться. С нее-то и повелись у Ткачей какая-то чертовщина и бытовое блядство. Тимофей подошел к ней и спросил: "Глашка, замуж хочешь?". Глашка усиленно закивала нечесанной головой. Ей надоело таскаться по степи грязной и вечно битой от хутора к хутору, от станицы к станице. А Тимофей был из себя видный, и подворье у него было справное. Они уговорились о том, что когда табор свернется, то она, чтобы Тимофей не платил выкупа за нее жадным до денег соплеменникам, сядет на крайний возок, с которого тот ее снимет.