И тогда, наконец, легкие вновь наполняются воздухом. Я беру две протянутые мне руки, и парни поднимают меня на ноги.
– Чертов шкаф, – говорит Келлин.
– Конечно, шкаф, – говорит Петрик. – Эти портреты должны быть хорошо спрятаны. В противном случае на них мог бы наткнуться кто угодно.
Когда мои глаза привыкают, я осматриваю пространство, освещенное серебристым светом из одного-единственного окна. Похоже, мы находимся в каком-то подсобном помещении. Я могу различить предметы роскоши, зеркала и стулья. Свернутые ковры, шкафы, подобные тому, через который мы только что прошли, каркасы кроватей.
Я кашляю, пытаясь приглушить звук локтем.
Все покрыто толстым слоем пыли.
– Что теперь? – спрашивает Келлин.
– Давайте найдем выход из комнаты. Мне нужно сориентироваться, – говорит Петрик.
Мы идем вслепую, прижимаясь к стенам. Кто-то опрокидывает канделябр, свечи падают и катятся по полу. Келлин ударяется обо что-то головой. Я чуть не спотыкаюсь о стоящую на полу картинную раму. Когда я пытаюсь удержаться на ногах, то наступаю на стекло, и оно трескается.
Я молюсь, чтобы мы находились достаточно далеко от жилых помещений, и нас никто не услышал.
– Дверь! – говорит Келлин.
Я пробираюсь сквозь лабиринт мебели и оказываюсь рядом с ним. Он пробует открыть защелку.
– Заперто.
Конечно.
Келлин отступает от двери на несколько футов, а затем наваливается на нее всем своим весом.
Я хлопаю его по спине.
– Что ты делаешь? Кто-нибудь может услышать!
– У тебя есть идея получше?
– Да.
Петрик подходит к нам, и я начинаю ковырять петли на двери, вытаскивая крепления.
– Конечно, – говорит Келлин. – Удобно иметь поблизости кузнеца.
– Потому что только мы знаем, как работают двери..?
Нижняя петля поддается не сразу, поэтому Келлин вытаскивает свой меч, чтобы разобраться с последним креплением.
– Кажется, это был камень в мой огород, – говорит он.
– Так и есть, – отвечает за меня Петрик.
Дверь открывается внутрь, так что мы тянем ее на себя.
– Нам просто повезло, что мы застряли там, где петли, – говорю я. – В противном случае нам пришлось бы наблюдать, как с этим всем разбирается Келлин.
– Как жаль, что мы пропустили такое представление, – говорит Петрик.
В коридоре пусто и темно. Нет даже факелов, которые мы могли бы зажечь, чтобы разглядеть дорогу.
– Я выглянул в окно, – говорит Петрик. – Мы на чердаке. Комнаты Рависа должны быть всего этажом или двумя ниже. Ищите хорошо охраняемую дверь.
Мы оставляем наше оружие на чердаке, пряча его за прислоненным к стене портретом. Когда мы уходим, Келлин изо всех сил старается закрыть сломанную дверь. В целом, если никто не будет вглядываться, то может показаться, что дверь просто закрыта.
Это должно сработать.
Мы держимся поближе к стенам и продолжаем идти, спотыкаясь в темноте. На полу нет ковра, стены голые. Уверена, на этих этажах никто не живет и даже не заходит сюда.
– Может, нам разделиться? – нахожу я в себе силы спросить.
Это последнее, чего я хотела бы, но, если благодаря этому мы сможем быстрее вытащить отсюда Серуту и вернуться к Темре, я готова.
– Нет, – отвечают оба парня одновременно.
– Мы бы быстрее обыскали замок, – говорю я.
– Да, – говорит Петрик, – но, если мы найдем Серуту, у нас гораздо больше шансов вытащить ее отсюда, держась вместе.
– Я согласен, – отвечает Келлин.
Я в меньшинстве, и я этому рада. Не хочу оставаться в этом месте одна. К тому же, наткнувшись на кого-то из обитателей замка, я даже не смогу убедительно солгать. Мне непросто дается общение с людьми.
Кажется, коридор тянется бесконечно. Дело усложняется тем, что здесь все еще темно. Лишь изредка встречающиеся окна пропускают достаточно лунного света, чтобы появлялись тени. Я убеждена, что каждая из них – это затаившийся в засаде человек, готовый наброситься.
Наконец мы добираемся до лестницы. Мои шаги едва ли громче, чем мое дыхание.
Темра. Ты делаешь это ради Темры. Не имеет значения, поймают ли тебя. Самое главное – сделать все возможное, чтобы спасти ее.
Вдруг мы слышим голоса и останавливаемся как вкопанные. Петрик замер в той же позе, в которой был – с поднятой в воздух ногой, готовый спуститься на следующую ступеньку вниз.
Я не могу разобрать слов; все слишком приглушенно. Кажется, что проходит вечность, прежде чем они заканчивают разговор и двигаются дальше.
Чем ниже мы спускаемся, тем лучше становится видно окружающее пространство. Свет свечей – пусть и слабый – освещает последние ступени лестницы, и мы оказываемся в еще одном коридоре. Окна слева. Двери справа. Я снова слышу голоса, но через мгновение они исчезают за тихо закрывшейся дверью.