***
Форвен Ду’Арръенс очнулся в огромной пещере в окружении около сотни сородичей. Поднявшись с каменного пола, он понял, что ошибся — пещера оказалась разбита на восемь секторов, в каждом из которых находилось по несколько десятков тёмных эльфов. На многих лицах читалась растерянность и недоумение. И что странно, большинство из них были слишком молоды.
Подумав, что неспроста эльфы не сбились в единую кучу, Форвен подошёл к невидимой границе и осторожно протянул руку вперёд. Так и есть, они окружены невидимой магической преградой и являются пленниками кого-то достаточно могущественного, чтобы легко удержать такое количество магов. Он сосредоточился на своих ощущениях, попытавшись понять суть заклинания, но едва мысленно коснулся плетения, как осел на пол, тряся обожжёнными пальцами и приходя в себя от ментального удара — чересчур изящного и одновременно мощного для смертного существа.
Двое воинов тут же бросились к нему и помогли подняться, встревожено вглядываясь в лицо.
— Ты в порядке, Владыка?
Владыка? Он? В памяти, словно нехотя, всплывали сведения — да, он глава Первого Дома Ду’Арръенс, Повелитель тёмных эльфов, а его жена Эртиль — Верховная Жрица Ллосс, их богини, и Высшая Жрица Первого Дома. В голове теснились знания, но никак не удавалось вспомнить, как он со своим народом оказался в этой тюрьме и почему их столь мало.
— Что это было, Владыка?
Нежный музыкальный голос принадлежал высокой, ослепительно-красивой эльфийке с необычными серебристыми волосами и странными глазами. Это сразу выделяло её среди окружающих, хотя такая она была не единственная. Впрочем, он знал, что тоже отличается от остальных — вдоль щеки струилась точно такая же серебристая прядка. И было что-то неправильное в том, что женщина так почтительно обращается к нему, но что, Владыка не мог понять. Он знал эту женщину, свою жену, но тело её не помнило. Провёл пальцами по её щеке, ощутил мягкость кожи, заметил дрогнувшие ресницы… и так ничего и не вспомнил. Странно. Вокруг слишком много непонятного.
— Кто-нибудь из вас помнит, что было до этой пещеры? Наши пленители появлялись? — Владыка требовал ответа, но никто не мог его дать. Он невесело хмыкнул: — Я попытался изучить барьер, но меня вежливо попросили не дёргаться.
— Ничего себе вежливо, — в голосе Эртиль звучал сарказм, — ты чуть сознание не потерял! И никто в пещере не появлялся. Мы все пришли в себя в течение последнего часа.
— А Верховная Жрица не может обратиться за помощью к Ллосс? И это действительно вежливая просьба, иначе я был бы уже мёртв! Значит, никто не помнит, как мы здесь оказались и что этому предшествовало? Интересно... А все ли знают, кто есть кто?
Такой, казалось бы, простой вопрос поставил окружающих в тупик. Выяснилось: двое воинов, что помогли подняться, это его телохранители, и все знают, кто является командирами, Мастерами и Жрицами и как их зовут, но вот друг друга почти никто не знал, также как и вышеназванные не знали мелких подчинённых. Всё происходящее казалось странным, но Форвен чувствовал, что ещё чуть-чуть и он вспомнит нечто важное.
— Владыка, что это? — один из телохранителей показывал в сторону центра пещеры, где тускло засветился дымчатый прямоугольник.
— Форвен, кажется, я уже знаю, в чьей власти мы оказались, — Эртиль облизнула вмиг пересохшие от волнения губы и даже не заметила, что нарушила этикет, обратившись к мужу по имени при подданных, — нам нужно идти, Ллосс зовёт.
— Всем?
— Нет конечно. Ты, я и ещё две Жрицы. Я чувствую её зов и нетерпение. Поспешим, нельзя гневить богов!
И четверо тёмных эльфов пошли навстречу судьбе. Владыка грозно посмотрел на ринувшихся было следом воинов и отрицательно покачал головой. Они не смогут защитить от гнева богини, лишь сами зря погибнут. Шагнув в портал, он на несколько мгновений перестал ощущать своё тело — весьма неприятное чувство.
Новая пещера оказалась меньше по размерам, чем предыдущая, и в ней было больше света. Когда глаза привыкли к яркому освещению, дроу услышали какой-то шорох справа и резко обернулись. Уже заметив трон с восемью паучьими лапами, они поняли, кого сейчас увидят, и дружно пали ниц.
— Что ж, непривычная обстановка не лишила вас манер, это радует, — в божественном голосе не было гнева, и в душе Форвена затеплилась надежда. — Я разрешаю вам подняться.