Я расслабилась в удобном кресле, придвинутом к самому окну, и любовалась на золотисто-красный закат. Со стороны зрелище было впечатляющим — волосы сияли в последних лучах солнца, а фигура казалась настолько нематериально-хрупкой, что мужчина, из мыслей которого я и считала этот образ, нерешительно замер на пороге, словно не желая разрушать видение своим вторжением. Но я легонько вздохнула и позвала:
— Подойди, Вэрс.
Он тотчас же оказался рядом и опустился на колени, склонив голову.
— Ты звала, Госпожа.
— С завтрашнего дня мы отправляемся в путешествие. И отныне для всех окружающих ты являешься моим телохранителем. Думаю, и без пояснений знаешь, в чём теперь будут твои обязанности. Но кое-что всё же скажу. Во-первых, обращаться теперь ко мне ты должен по имени.
Дроу вскинул удивлённый взгляд:
— Просто по имени? Но… Я не смею, да и не знаю его.
— Не перебивай! Я дам тебе возможность задать вопросы, — в голосе намеренно проскользнуло раздражение. — Имя я придумала сама, специально для путешествий. И если тебе так будет спокойнее, можешь называть меня госпожой Анжеликой. Во-вторых, ты не должен при свидетелях опускаться на колени — максимум на одно и если я предварительно об этом скажу, а в основном просто ограничиваться почтительным поклоном.
Вэрс смотрел в немом изумлении. Просто поклон?! Да как он посмеет проявить такое неуважение? Я, вновь прочитав мысли, усмехнулась:
— Я не сомневаюсь в твоей преданности и почтительности, но так надо. Ты должен вызывать у окружающих уважение и опасение, чтобы свести к минимуму количество желающих нарываться на конфликт. А кто уважает рабов? Теперь ты в первую очередь воин, и должен вести себя соответственно. И так своеобразная внешность будет вызывать немало проблем. За этим я, собственно, тебя и позвала. Пришла пора перемен.
От взгляда, конечно, не укрылась лёгкая дрожь, прошедшая по телу раба, но мужчина твёрдо взглянул мне в глаза.
— Я уже давно готов, моя Госпожа… Анжелика.
Он словно пробовал на вкус непривычное имя, и этот вкус ему понравился — терпкий, волнующий и мягкий, но с твёрдым стержнем внутри. Интересно, что оно означает? Я почувствовала, что чужие размышления отразились лёгким румянцем удовольствия на моих щеках. Но этой ночью предстояло ещё много дел.
— Вэрс, это будет… больно. Мне понадобится несколько часов. Можно было бы сделать и быстрее, но тогда есть риск сойти с ума от болевого шока, или несколько дней будешь не в состоянии двигаться. Ладно, раздевайся и ложись на стол.
Дроу мгновение помедлил, но встал и разделся. Когда осталось только нижнее бельё, он вдруг смущённо глянул на меня, но, увидев подтверждающий жест, со вздохом снял и его. Нет, он уже давно не стеснялся наготы, но представив себя лежащим на столе для опытов полностью обнажённым, мужчина более остро ощутил беспомощность перед неодолимой силой. Переборов себя, он вытянулся на столе и замер.
Я не торопила, позволяя мысленные метания — раб должен доказать свою добрую волю, как бы забавно это ни звучало. Когда Вэрс замер на столе, удовлетворённо вздохнула — в который раз убеждаюсь, что всё же не ошиблась, и слуга из него вышел просто замечательный. Положив ладонь на лоб, дождалась, когда тот поднял взгляд, и послала в тело свой приказ. Зрачки дроу удивлённо расширились, а я объяснила свои действия:
— Я уже сказала — это больно. А тело, кричащее и корчащееся в муках, будет меня несколько… хм, отвлекать. Поэтому пока ты не сможешь ни двигаться, ни говорить. Не пугайся. Приготовься, я начинаю.
Я утешала раба, но понимала, что приготовиться к такому просто невозможно. Мне предстояло изменить каждую клеточку поверхности его тела, а также и несколько улучшить его (например, регенерацию, прочность органов и мышц), без серьёзных последствий для организма. Ещё, в качестве подарка, собиралась добавить устойчивость к ядам и интуитивное ощущение лжи или попыток скрыть правду. Но чтобы раб не умер от шока, всё придётся делать медленно и осторожно. И всё равно — три часа мне пришлось наблюдать океан боли в постепенно меняющих цвет, но ничего не видящих глазах.
***
Вэрс медленно приходил в себя. У него всё ещё болел каждый кусочек кожи, глаза, и даже волосы, но боль уже не затапливала сознание, не давая дышать. Какой же она тогда могла быть при быстром изменении? Нет, он не хотел бы это узнать! А почему вокруг так темно? Ах да, у него же глаза закрыты. Но попытку поднять веки предупредил нежный голос: