— Видите? — Ромили указала на пернатого пальцем и направилась к следующей птице. Орейн приблизился, чтобы помочь ей, однако стервятник отчаянно зашипел и попытался ударить его клювом — тот оторопело отдернул руку и отошел, предоставив девушке самой заниматься кормежкой.
Когда все птицы насытились и принялись чистить перья — при этом они ворчливо перебранивались, — дом Карло переглянулся с Орейном, и великан, хмыкнув в кулак, заявил:
— Слушай, парень, давай-ка присоединяйся к нам. Вместе мы доберемся до Неварсина, оттуда отправимся к Трамонтане, где должны передать этих птиц людям Каролина. Ты за ними присмотришь в дороге. Поставим на довольствие тебя и твоего коня. Если все сложится удачно, получишь по серебряной монете за каждый день. Конечно, только в том случае, если птицы будут чувствовать себя хорошо. Твой ястреб, — добавил он и усмехнулся, — сам добудет для себя пропитание.
— Сама, — поправила его Ромили.
— Мне все равно, самец он или самка. Самое главное, он не будет отвлекать тебя от твоей главной обязанности… Но если что случится со сторожевыми птицами, то, при всей нашей доброте… Не так ли, дом Карло? — И он зло усмехнулся, так что сердце у Ромили сжалось. — Так что, как насчет моего предложения, а-а, парень? — спросил богатырь. — Поедешь с нами?
Ромили в общем-то давным-давно все решила, тем более что их маршрут удачно совпадал. Собственно, ей повезло, что встретились эти всадники, теперь по крайней мере можно быть уверенной, что она в конце концов разыщет брата. Однако последнее замечание смутило ее… Ага, если с ними что случится, тогда этот ухарь с кулаками, что молоты, в землю ее вгонит? С другой стороны, иногда следует рискнуть… Если откровенно, то подобная работа совершенно не пугала ее — наоборот, уж с кем, с кем, а с птицами она всегда найдет общий язык. Загадывать бессмысленно. Попадутся ли они в лапы патрулей, доберутся ли до Неварсина — кто мог знать, кроме богов, но их воля непроницаема, недоступна простому смертному. Значит, надо верить в свою звезду, в себя, в милость Хранителя Разума.
— Хорошо, дом Карло и мастер Орейн, — наконец сказала она.
— Сделка состоялась, — рассмеялся Орейн и протянул ей свою исполинскую лапищу для рукопожатия. — Теперь, когда птицы насытились, мы можем наконец убраться подальше от этой падали и сами перекусить.
— Звучит неплохо, — согласилась Ромили и отправилась к своей лошади.
Они отъехали подальше, выбрались в отлогую лощину и здесь, у ручья, развели костер. Мясо нанизали на веточки и жарили над угольями, а сочные клубни запекли в золе. Орейн предложил Ромили соль, которую хранил в маленьком кожаном мешочке. Доставал он его долго, откуда-то из недр необъятных штанов… Когда трапеза была закончена, птиц снова посадили на седла, и Орейн попросил Ромили надеть им колпачки — сами-то мужчины не очень жаждали приближаться к стервятникам. Тут девушка услышала обрывок разговора:
— Вот наглость! Какой-то молокосос будет путешествовать на коне, а мы должны сбивать свои задницы на этих чертовых пони. Может, заставим его поменяться?
— Только попробуй, Аларик, — повернувшись, рассудил их Орейн. — Тогда тебе придется скакать в одиночку по этим холмам. Среди нас нет и быть не может воров и грабителей. Если ты хоть пальцем к этой лошади притронешься, я сам с тобой разберусь.
— А что я такого сказал? — пожал плечами Аларик. — Заметил только, что это несправедливо, и все…
— Вот-вот — и все! Я тебя предупредил.
Ромили почувствовала, как волна симпатии и признательности поднялась в сердце, кровь прилила к щекам. Не хватало еще, рассердилась она, покраснеть, как девчонка!.. Все равно, впервые за тот недолгий срок, что она провела вне дома, тревога ненадолго оставила ее. Неужели в этом мире у нее появился защитник? Вот поехала она с ними, а случись ей остаться один на один с этими разбойничьими мордами, что тогда делать?..
Уже в дороге Ромили поинтересовалась:
— Как зовут этих птиц?
Орейн только мрачно осклабился.
— Разве придет кому-нибудь в голову награждать именами такие гнусные создания! Ты спрашиваешь так, как будто их держали в клетке и они были любимцами семьи.
— Вовсе нет, — возразила Ромили. — Если желаешь приручить птицу, тем более работать с ней, тебе необходимо дать кличку. Она должна запомнить ее, сжиться с именем и откликаться каждый раз, когда ты мысленно позовешь ее — или его. Ну, с кем говоришь!.. Птица или животное должны сразу понять, что обращаются именно к ним.
— Неужели? — засмеялся Орейн. — Тогда назови их Уродец-один, Уродец-два, Уродец-три. Можешь окликать их гнусью… Тоже по номерам…
— Ни в коем случае! — возмущенно воскликнула Ромили. — Птицы особенно чувствительны. Если вы хотите дружить и работать с ними, вы должны полюбить их… — Она взглянула на мужчин, те откровенно посмеивались над ней, переглядывались и глупо ухмылялись. Девушка вспыхнула, тем не менее упрямо продолжила: — Прежде всего вы должны относиться к ним с уважением, заботиться о них без всякого принуждения, быть попросту добрыми с ними. Думаете, им невдомек, что вы их ненавидите и боитесь?
— А тебя они любят? — спросил дом Карло. Его голос звучал заинтересованно, и Ромили повернулась к нему, заговорила увлеченно, страстно:
— Разве вы позволите себе издеваться и передразнивать своих охотничьих собак, когда собираетесь на охоту? Ведь они должны желать получить от вас приказание, команду. Награду, наконец. Разве не так?
— Я уже давным-давно не выезжал на охоту… С тех пор, как был еще молодым. Но определенно я никогда не позволял себе пренебрежительно относиться к тем животным, которых приручил, подготовил к работе. Конечно, я испытывал к ним уважение. Все прислушайтесь к тому, что говорит этот парень. В том же самом убеждал меня мой сокольничий. Уверен, — Карло любовно похлопал по шее своего скакуна, — что к нашим-то коням и червинам мы относимся с любовью.
— Ну, — сказал Орейн и, глянув на сидящую перед ним птицу, по привычке пробормотал что-то насчет преисподней Зандру, — в таком случае можно назвать эту Красоткой, вон ту Прелестью, а следующую Кралей. Я не сомневаюсь, что кому-то они и в самом деле покажутся совершенством — любовь зла, как говорила моя матушка, полюбишь и козла.
Ромили хихикнула.
— Это уж слишком, — возразила она. — Оли, может, и не очень-то хороши собой, однако — позвольте мне подумать… Ага, можно дать им имена добродетелей. Вот эту, например, можно назвать Благоразумием. — Она указала на птицу, которая сидела на лошади Орейна. Потом она обернулась к той, что ехала на червине справа, и тоже окрестила ее: — Эта — Умеренность, а последнюю наречем Усердие.
— Как же нам их различать? — возмутился один из слуг. — Их сам черт не разберет.
— Почему же, — серьезно ответила девушка, — они же совсем не похожи друг на друга. Вот, например, Усердие — она самая крупная, и кончики крыльев окрашены голубым. Видите, каемка на перьях? Умеренность… Ах, вам сейчас не видно под колпачком. Все равно — у нее самый большой хохолок, и на нем крапинки. А Благоразумие — самая маленькая, у нее по лишнему коготку на каждой ноге.
Орейн изумленно принялся рассматривать свою птицу.
— Действительно! — растерянно пробормотал он. — Они такие разные. Мне бы и в голову не пришло.
Девушка решила дать мужчинам небольшой урок обращения с птицами.
— Самое главное, — сказала она, — что надо усвоить, — это то, что любое пернатое создание особенное. Каждая птица имеет свою индивидуальность. Здесь все имеет значение, все надо подмечать — манеру поведения, привычки. Они точно такие же существа, как вы сами. — Ромили повернулась в седле в сторону рыжеволосого и сказала: — Простите меня, сэр, возможно, мне следовало посоветоваться с вами прежде, чем давать клички сторожевым птицам…
Он отрицательно покачал головой.
— Я, собственно, никогда об этом не задумывался… Имена, в общем, подходящие, все равно мои люди их укоротят. Они все подгоняют под свое разумение… Кстати, паренек, ты, случаем, не христофоро?
Она кивнула:
— Да, я была воспитана в этой вере. А вы, сэр?