Лиондри Хастур? Здесь, в монастыре?
Первой мыслью Ромили было предупредить дома Карло и Орейна. Вторая — о короле… Потом она опомнилась и осторожно, как бы невзначай, спросила:
— Твой отец уже приехал?
— Пока нет, но он обязательно прибудет на праздник. Пока, наверное, погода мешает. Езды ему день, — ответил мальчик. — Отец, правда, никогда не боялся пурги. У него с детства дар, который был у старого Деллерея. Понимаешь, стоит ему поднапрячься, и он может остановить снегопад.
— Что это за ларан такой, о котором я никогда не слышала? А ты им обладаешь?
— Думаю, что нет. Правда, я никогда не пробовал. Слушай, позволь мне запустить Умеренность, пока ты будешь заниматься с Усердием?
Ромили кивнула, протянула конец линька ребенку — при этом изо всех сил пыталась скрыть охватившее ее волнение. Теперь за Алариком нужен глаз да глаз — если он узнает, что его враг объявился в монастыре, быть беде. Тревожные мысли захлестнули ее, она едва отвечала парнишке. Когда же они приступили к кормежке, дверь в конюшню распахнулась и туда ступил Орейн. Ромили обмерла от страха, а тот как ни в чем не бывало подошел и распорядился:
— Поскорее заканчивай с птицами, парень. У меня есть для тебя поручение. Надо сходить в город…
В этот миг Кэрил повернулся, увидел Орейна — глаза его чуть расширились.
— Я приехал сюда попросить убежища, парень. Как раз с тех пор, когда меня больше не приглашают ко двору. Там теперь твой отец вертит новым королем как хочет. Ты выдашь меня?
— Конечно нет, — с достоинством ответил мальчик. — Под крышей монастыря Святого Валентина даже осужденный на смерть может чувствовать себя в безопасности. Все, кто живет или укрывается здесь, — братья. Это относится и к христофоро, мастер Румал. Если желаете отправиться с вашим господином, я могу рассадить птиц по жердям.
— Спасибо, но я сам управлюсь.
Ромили посадила Умеренность на запястье, Кэрил последовал за ней с другой птицей на руке. По пути он встревоженно зашептал:
— Вы знаете, это же один из лордов, сохранивших верность Каролину. Им небезопасно находиться здесь.
Девушка притворилась, что ей эта новость безразлична.
— Мне, собственно, без разницы, кто мне платит. А ты, Кэрил, ступай на занятия хора.
Он поджал губы, молча повернулся и побрел по двору. Мальчик был бос… Ромили перевела дыхание. Она вернулась, хотела что-то сказать Орейну, но тот положил ладонь ей на плечо и крепко сжал его.
— Не здесь, — коротко бросил он. — За стенами. Я не уверен, что нас здесь не подслушивают.
Ромили, ни слова не говоря, закончила с птицами, надела им на головы колпачки и так же молча вышла вслед за Орейном за ворота монастыря.
Уже в городе, на пустынной, прикрытой снегом улице, Орейн отрывисто спросил:
— Хастуров щенок?
Ромили кивнула. Подумала немного и заговорила полушепотом — так тихо, что гиганту пришлось наклониться к ней:
— Это еще не самое худшее. Его отец, Лиондри Хастур, собирается навестить его на праздники.
Орейн сжал кулаки.
— Черт побери! У-у, дьявольская сила. Уж кто-кто, а Зандру знает, как этот подонок соблюдает обычай неприкосновенности монастыря. Если он заметит… — Богатырь на мгновение примолк, потом возмутился: — Ну почему именно в этот момент дом Карло покинул нас? Где его теперь найти? Надо бы немедленно сообщить ему эту новость.
Опять наступило молчание — так и брели они, каждый сам по себе, вороша свежевыпавший снег.
— Ладно, — Орейн махнул рукой, — пошли в таверну. Такое известие, как это, необходимо обмыть. Думаю, они припасли сидр на праздники.
Ромили мрачно заметила:
— Надо что-то сделать с Алариком, да и за другими тоже нужен глаз да глаз, если они узнают, что в монастыре объявился Хастур.
— Я их предупрежу, — думая о чем-то своем, ответил Орейн. — А теперь помолчи.
В таверне, где несколько дней назад Орейн учил ее метать дротики, он заказал вина и горячий сидр для Ромили. От напитка приятно и пряно пахло ароматными травами. Ромили с удовольствием попивала сидр и, когда Орейн предложил добавить, легко согласилась.
— Значит, — начал великан, — у меня есть для тебя подарок. В той одежде, в которой ты шныряешь по конюшне, много не наработаешь. Смотри, что я нашел тебе в лавке! Она хоть немного и поношена, но все же, кажется, будет тебе впору. — Потом он обратился к одной из официанток и распорядился: — Принеси-ка мне тот узел, что я оставил у тебя вчера.
Когда служанка принесла сверток, Орейн пододвинул его к Ромили.
— Ну-ка взгляни, сынок.
Та покорно распустила узел и сняла завязки. Под оберткой оказался зеленый плащ-накидка, связанный из шерсти рогатого кролика. Он был отделан вставками из прекрасно выделанной кожи. Вещь была очень старая, однако прекрасно сохранившаяся — такие накидки с обрезанными рукавами и пелериной она видела на старинных портретах прежних — стародавних — владельцев «Соколиной лужайки», однако эта вещица была куда более богата и искусно отделана. Ромили тотчас скинула свою изношенную накидку, схваченную в доме Рори, и сразу же натянула новый плащ. Тут она замкнулась, нахмурилась, потом призналась:
— Мастер Орейн, а мне нечего вам подарить.
Он положил руку ей на плечо:
— Мне ничего не надо, сынок. Обними меня и чмокни в щеку, как бы ты поцеловал отца.
Ромили тут же прижалась губами к его щеке.
— Вы очень добры ко мне, сэр. Большое спасибо.
— Не стоит! Теперь ты одет, как подобает. Вылитый сынок благородного господина.
В его голосе Ромили явственно ощутила нотку иронии, и ее обдало страхом. Уж не догадывается ли он, что она женщина? Теперь ее не надо убеждать — она уверена, что дом Карло знает.
— Это старая добрая вещь, ее можно использовать как попону. — Орейн подозвал мальчика-служку и приказал ему убрать обертку, шпагат, старую накидку. Ромили хотела было заметить, что она пойдет на попону для коней, взращенных на равнине, однако не захотела вмешиваться.
В тот вечер в таверне было немноголюдно — всего несколько посетителей сидели за столиками. Буран на дворе, приближающийся праздник заставили людей остаться дома.
Когда они перекусили, Орейн предложил:
— Не хочешь пометать дротики?
— Я не такой уж хороший игрок, чтобы состязаться с вами.
Орейн рассмеялся:
— Ничего. Пошли…
Весь вечер они метали дротики. Неожиданно Орейн застыл.
— Ваша очередь, — напомнила Ромили.
— Давай-ка ты, я выйду на минутку, — неразборчиво выговорил Орейн, и Ромили удивилась: неужели вино уже ударило ему в голову? Что-то не похоже. Однако великан вышел, заметно покачиваясь на ходу, и один из посетителей засмеялся:
— Надо же, такая рань, а он уже на ногах не стоит. Эдак ты все праздники пропьешь, голубок…
Ромили терялась в догадках: не заболел ли он? Может, выйти и помочь? Однако каждый раз, когда Ромили появлялась в городе, она старательно избегала всяких темных углов, тем более задов и дворов таверн. А также отхожих мест… Именно там можно было ждать всяческих неприятностей. Того и гляди, обнаружат, что она женщина… Но теперь другое дело. Если Орейн в беде и нуждается в помощи…
В то же мгновение что-то внутри ее предупредило:
«Не спеши. Оставайся здесь. Поступай так, как будто ничего не случилось — ну, вышел человек и вышел…»
Ромили еще не привыкла пользоваться лараном, тем более с его помощью проникать в мысли другого человека, в его внутренний мир. Кое-что ей удавалось ощутить, но это случалось очень редко. Другое дело с животными и птицами… С этими существами у нее никаких сложностей не возникало. Собственно, беда была в том, что Ромили не доверяла наплывавшим на нее картинам, отражающим мысли других людей; не верила себе и, следовательно, не могла удержать даже возникшую связь. На этот раз довериться шестому чувству следовало. Пусть все идет своим путем.