Ника подняла находку. Никогда ей не приходилось держать в руках такой бумаги (или картона?): желтовато-серой, шероховатой, как будто даже рыхлой, но очень плотной. Листок был плотно исписан мелкими буквами, чёрными, где-то даже с зелёным отливом, и совершенно незнакомыми. Впрочем, некоторые из них были похожи на обычные, русские, но уж очень затейливо нарисованные.
Не сказать, чтобы Ника была чересчур любопытна, но листок как будто звал: ну прочти, прочти меня. К тому же, девочка каким-то внутренним чувством ощущала, что эта бумага имеет к ней, Нике, какое-то отношение.
Она перевернула листок. Там было пусто, но когда она снова взглянула на буквы, то едва не выпустила листок из рук. Буквы из чёрных стали фиолетовыми и совершенно обычными. Только слова из этих обычных букв складывались совершенно необычные, что-то вроде: «ЗДРВИ ДРГЯ НКА».
Ника недоверчиво взглянула на листок, крепко зажмурилась и снова крута-нула его туда-сюда. Открыв глаза, она с изумлением прочла:
«Здравствуй, дорогая Ника!»
Ника чуть не упала от удивления. Она уже было подумала, что не стоит дальше читать, но любопытство пересилило. Чем дальше она углублялась в текст, тем сильнее удивлялась, особенно ее поразила дата: 1658 год!
«Если ты читаешь это письмо, значица ты уже знаешь, что есть на свете та-кая штука, как ведуны и ворожеи. Да-да, есть такие на белом свете!
Я — твой прапрапра… эх, туго у меня с арифметикой!.. дед Ферапонт Тоню-сенькой.
Не пужайся, внучка. Я, как ты, чудной, то бишь ведун… Поведаю тебе исто-рию одну. То не вымысел, то быль. Однажды в Сочельник, шестого января, при-шел я с пиршества царского. Пришел, помолился и лег почивать. Сплю я, и снится мне море. И идут по берегу Ангел, Бес и Простой человек. Идут, глядят на меня и молвят в один голос:
— Здравствуй, ведун Ферапонт!
Падаю на колени, кричу:
— Пощадите, силы небесные! Неужто конец мне пришел? Как-никак всего со-рок пять лет на белом свете живу, не жалуюсь!
Те глядят, улыбаются:
— Встань с коленей, ведун Ферапонт. По другому делу мы к тебе явились!
Я гляжу, не верю, но поднимаюся.
— Слушай, ведун Ферапонт! Много лет пройдет, много веков сменится — бу-дет у тебя прапра… ну, внучка то есть, Вероника свет Игоревна. Быть ей Великой ворожеей, Спасительницей рода вашего!
Слушаю, ушам не верю. Спрашиваю:
— Какой же дар у внучки моей будет?
Те переглянулись и молвят:
— Быть ей, как и тебе, ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕЙ ЗЕРКАЛ.
Вдруг чувствую — все перед глазами мутнеть стало. Ну, думаю, ща проснуся. Ан нет, гляжу — стою я в зале большой. А в зале огромные горы Солнечного камня! Красиво-то как, думаю! И вдруг глядь — проснулся! Утро уже.
Не думай, внучка, что ложь это, нет. Правда это истинная…
Вот и надумал я тебе письмецо накалякать. Авось дойдет до двадцатого-то века…
Прощевай, внученька, не поминай лихом!
Твой прапра… ну, в общем — дед, Ферапонт Тонюсенькой».
Глава 8 Шикарный план
Ника шла по улице по направлению к березовой роще.
«Такого не может быть! — с отчаянием думала она. — Это просто невозмож-но!».
То, что какой-то там Ферапонт из семнадцатого века приходился ей праде-дом, ее ничуть не удивило. Подумаешь, у всех свои корни. Но то, что она на са-мом деле ворожея! В это трудно поверить.
Она захватила с собой письмо Ферапонта: думала зайти к Аде и остальным.
«А может и впрямь стать ворожеей?» — подумала Ника с отчаянием и тут же спросила себя, почему она хочет так поступить. Ответ был прост — одно-единственное слово, вернее, имя.
Девочка тряхнула головой, заставив себя не думать об Алике, и обернулась на Лаврентия. Дядька плелся сзади. От него так и разило недовольством.
— Зачем нам тащиться куда-то? — в десятый, наверно, раз спросил он.
— Гуляй, дядя, дыши свежим воздухом! — ответила Ника. — Мы идем в березовую рощу.
— Ну, пошли, пошли, — проворчал Лаврентий. — Только ненадолго.
— Конечно, конечно, — закивала Ника. А сама подумала: что, интересно, Ада задумала?
Придя в рощу, они стали слоняться от березы к березе. Ника пока ничего необычного не видела, зато Лаврентий, как выяснилось, увидел…