Повелительница зеркал. Часть 1
Глава 1
Станция «Гнилая канава»
Тудум-тудум. Тудум-тудум. Странно, что это за звук? Откуда он взялся в спальне?
Она открыла глаза. Кругом царила полумгла. Потолок почему-то был низкий — до него можно было достать рукой. Ника резко села и чуть не сва-лилась.
— Черт! — выругалась она, ухватившись за какую-то железку, которая оказа-лась крючком для одежды.
Девочка увидела обыкновенное вагонное купе и всё вспомнила.
Ника ехала с родителями в какую-то забытую Богом деревушку. Конечно, лично она совсем не хотела туда ехать. Ещё бы — остальные ребята из класса бу-дут тусоваться в Москве, а она поедет в глухомань.
Ника со вздохом перевернулась на спину. Полка была узкая и неудобная. Из-под двери купе пробивался тусклый свет. Спать не хотелось. Она лежала в темноте и слушала, как храпит во сне папа и посапывает мама. А еще — как поскуливает от страха болонка Сэлли: та боялась скрежета поезда.
Ника думала о них. О том, какая чудная у нее мама, о том, как она вышла второй раз замуж полгода назад; о том, как она долго привыкала к Егору — новому папе, и еще она думала о его сыне — теперь уже ее брате, восемнадцатилетнем Захаре: с ним-то она быстро нашла общий язык!
Захар Нике всегда нравился, даже когда папа был просто дядей Егором. У него были светлые, всегда растрепанные волосы, тонкий нос и серые глаза.
Своя же внешность Нике никогда не нравилась: длинные курчавые рыжие волосы, зеленые глаза, чуть вздернутый нос и тонкие губы, да еще лицо усыпали веснушки… Да, Ника не любила свою внешность, но она считала, что это лучше, чем ходить с короткими, торчащими ежиком волосами, как у одноклассницы Алки Северовой — ее давнего и непримиримого врага. К тому же Вероника знала, что Северова тайно влюблена в Захара, и поэтому еще сильнее ненавидела Аллу.
Захар не поехал с ними. У него как раз была сессия (в недалеком будущем он собирался стать программистом). А еще у Захара в Москве была девушка, и он не хотел ее оставлять даже на короткое время. Вот она Нике нравилась. Её звали Катя, она работала парикмахером в салоне и обещала научить Нику делать суперские прически.
Перевернувшись на живот, Ника дотянулась до своих брюк, висевших на ве-шалке, и достала часы. Без пяти четыре.
«Надо бы разбудить родителей», — подумала она и уже наклонилась было, чтобы растолкать маму. Внезапно её осенило. Она же не хочет ехать в эту паршивую деревню! Значит, и будить никого не надо.
Девочка удобно устроилась на полке и закрыла глаза. К стуку поезда примешался еще один звук — по стеклам забарабанили капли. Хлынул дождь.
Неожиданно дверь в купе распахнулась. На пороге, в тусклом свете лампоч-ки стояла сонная рыжая проводница с длинной шеей и большими ушами.
— Граждане пассажиры! — завопила она. — Эт вам тут до Гнилой канавы?!
«Ну и названьице!» — подумала Ника, досадуя, что ее план не удался.
— Нам, нам! — заверила проснувшаяся мама хрипловатым со сна голосом. — Спасибо, что разбудили.
Проводница еще некоторое время топталась на пороге, а потом ушла, шаркая тапками.
— Ника, зайчик! — позвала мама, поднимаясь с койки. — Ты не спишь?
— Нет, мам, — откликнулась девочка, свешиваясь с полки.
Отец храпел, как ни в чем ни бывало.
— Ладно, я сама разбужу его, — сказала мама. — А ты, зайчик, пока одевайся!
Спустя некоторое время они уже продвигались по узкому тамбуру. Ника дерсжала в руках болонку Сэлли.
Дождь хлынул с новой силой, поэтому еще в купе папа велел надеть дождевики.
Поезд остановился.
— Станция «Гнилая канава», — объявила похожая на жирафа проводница. — Ваша?
— Наша, наша, — снова заверила ее мама, выходя из вагона. За ней последова-ла Ника, прижимая к себе дрожащую Сэлли.
«И это — станция?» — изумленно подумала девочка.
В самом деле, было чему удивляться: «станция» представляла собой бетонную плиту посреди глухого леса. Ника шагнула на нее и огляделась.
— Ег-о-о-ор, — подозрительно сладким голосом запела мама. — Как ты объяс-нишь все это?
— Я… я точно не знаю, здесь должна быть деревня… — залепетал тот.
Ника вглядывалась в чащу леса, судорожно прижимая к себе поскуливаю-щую Сэлли и чувствуя, как страх медленно начинает подкрадываться к ней на противных липких лапках.
Тем временем мама, закончив пилить отца, ухватилась за мобильный теле-фон.
— Всё, — заявила она. — Я звоню Диме-адвокату: пусть он нас отсюда вытаскивает!
— Соня, ты в своем уме? — попытался образумить ее отец. — Половина пятого утра! Твой Дима-адвокат наверняка дрыхнет!
— Чёрт! — выругалась Софья, — мобильный вырубился! Но я ж его всего три дня назад заряжала!
— Мама, — позвала Ника. — Мне кажется, у меня сейчас будет паника! И у Сэл-ли тоже!
— Спокойно, зайчик, — тонким голосом произнесла мама, перекрывая дождь. — Мамочка что-нибудь придумает!
«Ага, как же — придумает, — дрожа, подумала девочка. — Видно, придется нам всем заночевать на дереве».
Ника ощущала, как на них из глухого леса накатывается тьма. Это было что-то жуткое, отчего футболка под дождевиком мигом намокла от липкого холодного пота.
Тьма двигалась к ним медленно и неумолимо, стремясь поглотить все живое на своем пути.
«Уходи прочь! — мысленно закричала Ника. — Оставь нас!!!»
Она с ненавистью глянула на слепую мглу. И вдруг… тьма отступила. Ника сама толком не поняла, что случилось. Просто отчего-то вдруг кончился дождь, как будто кто-то быстро перекрыл краны. На небе забрезжил рассвет.
Удивленный отец указал рукой куда-то в сторону.
— Смотрите, а вот и деревня! — произнес он. — И как мы ее раньше не замети-ли!
За деревьями виднелась россыпь домиков. Семья со всех ног поспешила ту-да.
Глава 2
Очень странная особа
Ника проснулась и уставилась в потолок. Вернее, нна то место, где ему полагалось быть. Почему-то вместо привычного белого потолка были какие-то доски и рубероид.
Ника села в постели, огляделась и тут вспомнила все: и поезд, и жуткую станцию, и то, как они утром еле дошли до дома, как уставшая мама велела «зайчику» подняться на второй этаж, который оказался чердаком…
Как Ника легла на продавленную пружинную кровать, застеленную потем-невшим от сырости тюфяком, она не помнила. Наверно, уже «спала в одном ботинке». И сейчас девочка с тоской оглядывала чердак, где ей предстояло жить все лето.
Стены «радовали» глаз полным отсутствием обоев. Потолка не было вообще — его заменяла крыша, выложенная изнутри досками и рубероидом. Мебели в комнате было мало: кровать, на которой Ника сидела, сундук, буфет, стол и большой кусок зеркала, неровный, словно отколотый. Довершало картину большое окно.
По полу были разбросаны вещи Ники. Видимо, утром она раздевалась на ходу.
Спрыгнув с кровати и очутившись на холодном деревянном полу, Ника заметила свой рюкзак.
«Наверное, папа утром принес», — подумала девочка, расстегивая его и выбирая, что бы одеть.
Остановившись на желтой футболке с английской надписью и на голубой джинсовой юбке, Вероника подошла к неровному зеркалу. В нем отразилось за-дорное веснушчатое лицо под копной рыжих волос и крепкая, почти мальчишеская фигурка. Повертевшись перед зеркалом, Ника констатировала:
— Сойдет для сельской местности, — и спустилась по лестнице в сени.
В сенях, завеленных грудой ненужного хлама, имелось две двери. Одна, не-большая, некогда покрашенная, но теперь облупившаяся, была приоткрыта. Из-под другой, обыкновенной, обитой старым дерматином, доносились дивные запахи. Изрядно оголодавшая Ника нетерпеливо распахнула её.
Ее взгляду предстала большая комната, с полом, застеленным пожелтевшим линолеумом, и некогда голубыми обоями. Одну из стен заменяла большая белая печь. Посреди комнаты стоял небольшой деревянный стол и четыре стула с высокой спинкой. Еще из мебели был диванчик цвета болотной тины, притулившийся между двумя окнами, и огромный телевизор с маленьким, засиженным мухами экраном, гордо возвышающийся на видавшей виды табуретке. Возле печки теснились разномастные шкафчики, набитые кастрюлями, сковородами и прочей утварью. Завершал картину совсем уж допотопный холодильник.