«Какое всё древнее!» — с унынием подумала Ника.
Но настроение быстро поднялось: на столе обнаружилась целая стопка горячих, свежеиспеченных блинчиков. Желудок свело от дивного запаха. Рука немедленно потянулась к тарелке.
Внезапно откуда-то из-за печки выскочила мама.
— Проснулась, зайчик? — бодрым голосом спросила она, но, заметив дочь, тянущуюся к блинам, задала второй вопрос: — Это еще что такое?! Немытыми руками?!
Ника, только что заметившая мать, появившуюся ниоткуда, даже отдёрнула руку.
— Я… э.… Откуда ты появилась? И откуда появились блины?
— Отвечу на первый вопрос, — всё ещё грозным голосом проговорила мама. — За печкой есть узкий проход, ведущий в маленькую комнату. Отвечу на второй вопрос, — мамин голос потеплел и стал довольным: — Это я приготовила.
— Ты? — удивилась Ника. — Но разве ты умеешь обращаться с печкой?
— Думаешь, бабушка есть только у тебя? — мама подмигнула Нике и плюхнула ей на тарелку кипу блинов. — На, лопай! Хочешь со сметаной? А после выпьешь стакан молока.
— Но откуда всё это — сметана, молоко? — спросила Ника, жуя.
— Новые соседи, — Соня снова подмигнула. — Я уже успела сбегать к бабе Зине — соседке нашей. Ты её еще увидишь — костлявая такая, растрёпанная, на ведьму похожая.
«На ведьму похожая… на ведьму похожая…», — эхом пронеслось у девочкив голове, и ей сразу вспомнилась вчерашняя жуткая станция. Непрожеванный кусок блина застрял в горле. Ника быстро запила его молоком и, поприветствовав сонно выползающего из-за печки отца, вылезла из-за стола, направляясь к двери.
— Ника, — окликнула ее мама.
Та со скорбью во взоре посмотрела на Соню.
«Ну вот, сейчас заставит что-нибудь делать!» — подумала девочка.
— Ты не могла бы погулять с Сэлли? — спросила мама.
Ника покорно кивнула.
— Только прежде можешь позвонить Захару, — Софья протянула свой «Си-менс».
— Ты зарядила его? — радостно спросила Вероника, набирая номер.
— Да, здесь, оказывается, есть розетка, — проворчала мама. — Ладно, иди, и передавай Захару и Кате привет.
Ника вышла на крыльцо, держа телефон возле уха. За ней посеменила Сэлли.
— Алло, — Захар взял трубку, — Верка, привет!
Так называл ее только он один, и Нике это очень нравилось.
— Привет, Захар! Как дела? Как Катя?
— Да хорошо всё! Вы-то как? Нормально добрались?
— Нормально, — подтвердила Ника. Она решила не рассказывать брату про жуткую станцию. — Мама и папа шлют вам привет!
— Ага, им тоже привет! — внезапно голос Захара стал озабоченным. — Слушай, Верка, насчёт папы, хочу предупредить… — тут связь оборвалась, и пошли частые гудки.
«Странно, — подумала Ника. — О чём таком Захар хотел предупредить?»
— Ладно, Сэлли, — обратилась Вероника к болонке, надевая ей шлейку. — Идём гулять.
Переобувшись в кроссовки, Ника спустилась с крыльца.
Дом снаружи был бурым, с облупившейся краской, а забор — хлипким и с дырками. При тщательном рассмотрении, деревня оказалась двумя улицами с домами, расположенными зигзагом. В прогалке между двумя соседними домами виднелся еще один дом, уже на следующей улице.
Ближайшая к железной дороге улица, на которой Вероника и жила теперь, звалась Первой. Другая улица, соответственно, Второй. Дома были пронумерованы, но как-то странно. Первый дом располагался в самом конце улице — рядом с восемьдесят восьмым и сорок третьим. И это несмотря на то, что всего в деревне было от силы домов тридцать! У Ники был дом номер шесть — он соседствовал с пятнадцатым и пятьдесят седьмым.
Параллельно Первой улице шла узкая дорожка, посыпанная гравием. Дальше виднелся высокий холм, на котором росли три огромных дуба, тесно прижавшихся друг к другу, словно сросшихся. На склоне теснился небольшой ельник, а за ним — железная дорога.
Ника и Сэлли, прогуливаясь по Первой улице, любовались здешними красотами, как вдруг заметили черную и ободранную кошку, чинно восседающую на заборе восемнадцатого дома. Сэлли, неравнодушная к кошачьему племени во всех смыслах, натянула шлейку и, оглушительно лая, ринулась к кошке. Та с мявом сиганула на землю, помчалась к дубам и в мгновенье ока забралась на ветку. В результате кошка была презрительно облаяна и благополучно забыта.
— Ладно, Сэлли, — утешила болонку Ника. — Перестань. Эта особа не стоит твоего лая!
Внезапно девочка услышала странные крики, доносившиеся с конца дерев-ни. Кто-то кричал:
— Лунька! Лунька! Полнолуния! Где ты, чертова кошка?!
По Первой улице, горланя во всё горло, шагала рослая девчонка очень странной наружности. Особенно в глаза бросалась прическа: короткие косы ярко-красного цвета. Ещё на девице были надеты красная футболка и черный пиджачок, подчеркивающий легкую угловатость фигуры. Черные брюки, красные кеды и кровавый маникюр завершали картину. На шее болтался черный амулет.
Ника, при виде такой картины впавшая в легкий ступор, отпустила шлейку. Сэлли, воспользовавшись этим, помчалась к незнакомке. Та, давно заметившая Нику с собакой, подошла ближе.
— Эй, ты, убери свою ша… — внезапно взгляд ее карих, близко посаженных к острому носу глаз стал удивленным и даже немного испуганным, — … вку… Великий дьявол!!!
Незнакомка почти вплотную подошла к Нике, всё еще стоявшей возле дубов. Ника мельком заметила, что эта странная особа немного выше ее.
— Ты… ты кто? — запинаясь, спросила Ника.
— Нет, это ты кто? — в свою очередь поинтересовалась красно-черная девица.
— Я — Вероника Смирнова, — ответила Ника, еще раз окидывая взглядом наряд незнакомки.
— А я Ада. Привет, — беспечным тоном ответила та, в свою очередь, огляды-вая Нику с ног до головы, словно оценивая.
— У тебя классный прикид, — как бы между прочим, заметила Ника.
— Спасибо, — поблагодарила Ада. Похоже, она в этом ничуть не со-мневалась.
Тут она заметила кошку, все это время сидевшую на ветке.
— Полнолуния! — воскликнула Ада. — Ну, сколько можно убегать!
Беглянка примирительно мурлыкнула и прыгнула Аде на плечо.
— Спасибо, что нашла мою кошку, — сказала Ада Веронике.
— Это не я нашла ее, а Сэлли, — Ника присела возле болонки.
— Спасибо, Сэлли, — сказала Ада, пытаясь погладить собаку. Но обычно общительная Сэлли вдруг зарычала и, заскулив, спряталась за ногу своей хозяйки.
Нике поведение болонки не понравилось. Признаться, ей и сама Ада не очень нравилась. Она решила не слишком доверять этой особе.
— Погуляем? — потерпев фиаско с собакой, предложила Ада.
Ника, поколебавшись, кивнула.
Заворачивая на Вторую улицу, Ада попросила:
— Расскажи о себе.
— Сначала ты, — не поддалась на уловку Ника. Она думала, что Ада сейчас начнет отнекиваться, но та выложила про себя всю информацию.
Ей, Аде Красновой, было тринадцать лет. Она с братом приехала из города Серпухова, к своему деду Мефодию. Училась Ада в самой обыкновенной школе, в восьмом классе. Брат учился в девятом. Отец давно не жил вместе с ними, а мать работала врачом.
Дома, в Серпухове, вместе с ними еще жила бабушка. Она-то и пожелала съездить на родину, вот в эту самую деревню. Аду и ее брата Павла взяла с собой. В деревне оказалось здорово, и Ада решила остаться тут. К тому же к ним домой, в Серпухов, приехала мамина сестра Ульяна — очень вредная тетка, так что Ада, с разрешения мамы, осталась здесь, в Баб-Ежкину.
— Где-е? — вытаращила глаза Вероника, глядя на Краснову.
— Понимаешь, — начала объяснять Ада, теребя красную косичку, — вообще-то настоящее название этой деревни — Гнилая канава, но его уже давно никто не ис-пользует. Все называют деревню Баб-Ежкино.
— Почему это?
— Говорят, здесь творится разная чертовщина, — пожала плечами Ада. — А еще здесь живет старуха, ужасно похожая на Бабу-Ягу. Причем эта старуха прекрасно понимает, что такое название у деревни — из-за нее. И самое странное знаешь что?