— Береста! — осенило ее. Она спешно полезла в карман за корой. На ней широким и скачущим, как линия кардиограммы, почерком было написано:
«Ника! Предложи птичке прогуляться в березовую рощу, в три часа пополудни! Алик Б.»
— Нет, он издевается! — возмутилась Ника. — Ему что, не нравится мой шифр?
Девочка глянула на наручные часы. Без пятнадцати час.
«Да у меня еще куча времени!» — обрадовалась Ника. Решив продолжить раскопки в буфете, она с опаской поглядела на склянку, зловеще поблескивающую в солнечных лучах. «Ее я, пожалуй, трогать не стану», — подумала она и открыла другой шкафчик. В нем было пусто, и Ника, пожав плечами, уже было хотела закрыть дверцу, как тут откуда-то — ей даже показалось, что из самой дверцы — ей под ноги упал какой-то пожелтевший листок. Она внимательно осмотрела дверцу, даже заглянула снизу, но никакой, даже самой узенькой щели, откуда мог бы выпасть листок, там не было видно.
Ника подняла находку. Никогда ей не приходилось держать в руках такой бумаги (или картона?): желтовато-серой, шероховатой, как будто даже рыхлой, но очень плотной. Листок был плотно исписан мелкими буквами, чёрными, где-то даже с зелёным отливом, и совершенно незнакомыми. Впрочем, некоторые из них были похожи на обычные, русские, но уж очень затейливо нарисованные.
Не сказать, чтобы Ника была чересчур любопытна, но листок как будто звал: ну прочти, прочти меня. К тому же, девочка каким-то внутренним чувством ощущала, что эта бумага имеет к ней, Нике, какое-то отношение.
Она перевернула листок. Там было пусто, но когда она снова взглянула на буквы, то едва не выпустила листок из рук. Буквы из чёрных стали фиолетовыми и совершенно обычными. Только слова из этих обычных букв складывались совершенно необычные, что-то вроде: «ЗДРВИ ДРГЯ НКА».
Ника недоверчиво взглянула на листок, крепко зажмурилась и снова крута-нула его туда-сюда. Открыв глаза, она с изумлением прочла:
«Здравствуй, дорогая Ника!»
Ника чуть не упала от удивления. Она уже было подумала, что не стоит дальше читать, но любопытство пересилило. Чем дальше она углублялась в текст, тем сильнее удивлялась, особенно ее поразила дата: 1658 год!
«Если ты читаешь это письмо, значица ты уже знаешь, что есть на свете та-кая штука, как ведуны и ворожеи. Да-да, есть такие на белом свете!
Я — твой прапрапра… эх, туго у меня с арифметикой!.. дед Ферапонт Тоню-сенькой.
Не пужайся, внучка. Я, как ты, чудной, то бишь ведун… Поведаю тебе исто-рию одну. То не вымысел, то быль. Однажды в Сочельник, шестого января, при-шел я с пиршества царского. Пришел, помолился и лег почивать. Сплю я, и снится мне море. И идут по берегу Ангел, Бес и Простой человек. Идут, глядят на меня и молвят в один голос:
— Здравствуй, ведун Ферапонт!
Падаю на колени, кричу:
— Пощадите, силы небесные! Неужто конец мне пришел? Как-никак всего со-рок пять лет на белом свете живу, не жалуюсь!
Те глядят, улыбаются:
— Встань с коленей, ведун Ферапонт. По другому делу мы к тебе явились!
Я гляжу, не верю, но поднимаюся.
— Слушай, ведун Ферапонт! Много лет пройдет, много веков сменится — бу-дет у тебя прапра… ну, внучка то есть, Вероника свет Игоревна. Быть ей Великой ворожеей, Спасительницей рода вашего!
Слушаю, ушам не верю. Спрашиваю:
— Какой же дар у внучки моей будет?
Те переглянулись и молвят:
— Быть ей, как и тебе, ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕЙ ЗЕРКАЛ.
Вдруг чувствую — все перед глазами мутнеть стало. Ну, думаю, ща проснуся. Ан нет, гляжу — стою я в зале большой. А в зале огромные горы Солнечного камня! Красиво-то как, думаю! И вдруг глядь — проснулся! Утро уже.
Не думай, внучка, что ложь это, нет. Правда это истинная…
Вот и надумал я тебе письмецо накалякать. Авось дойдет до двадцатого-то века…
Прощевай, внученька, не поминай лихом!
Твой прапра… ну, в общем — дед, Ферапонт Тонюсенькой».
Глава 8
Шикарный план
Ника шла по улице по направлению к березовой роще.
«Такого не может быть! — с отчаянием думала она. — Это просто невозмож-но!».
То, что какой-то там Ферапонт из семнадцатого века приходился ей праде-дом, ее ничуть не удивило. Подумаешь, у всех свои корни. Но то, что она на са-мом деле ворожея! В это трудно поверить.
Она захватила с собой письмо Ферапонта: думала зайти к Аде и остальным.
«А может и впрямь стать ворожеей?» — подумала Ника с отчаянием и тут же спросила себя, почему она хочет так поступить. Ответ был прост — одно-единственное слово, вернее, имя.
Девочка тряхнула головой, заставив себя не думать об Алике, и обернулась на Лаврентия. Дядька плелся сзади. От него так и разило недовольством.
— Зачем нам тащиться куда-то? — в десятый, наверно, раз спросил он.
— Гуляй, дядя, дыши свежим воздухом! — ответила Ника. — Мы идем в березовую рощу.
— Ну, пошли, пошли, — проворчал Лаврентий. — Только ненадолго.
— Конечно, конечно, — закивала Ника. А сама подумала: что, интересно, Ада задумала?
Придя в рощу, они стали слоняться от березы к березе. Ника пока ничего необычного не видела, зато Лаврентий, как выяснилось, увидел…
— Племяшка, гляди, — он показал куда-то вдаль рукой, открыв рот.
Там, прислонившись к березе, стояла девушка, которую Ника видела вчера утром. На этот раз она расплела русую косу, и теперь волосы красивыми волнами падали ей на плечи. В руках у нее был букет ромашек, один цветок украшал волосы. Ветер колыхал простое белое платье.
Лаврентий стоял, как вкопанный. Ника скосила глаза. Вокруг дядькиной противной ауры разливалось золотое сияние. Надо же, Любовь…
«Это и есть их план? — потрясенно подумала Ника. — Да какое нормальное существо женского пола клюнет на такого сухаря, как Лаврентий?!»
Трехлапкин, опомнившись, шагнул к девушке.
— Здравствуйте, милая барышня! — произнес Лаврентий с придыханием. — Вы так прекрасны, что даже солнце кажется тусклым по сравнению с вами!
Девушка скромно улыбнулась и потупилась. Ника вытаращила глаза.
«Кажется, меня сейчас стошнит!» — подумала она.
— Разрешите представиться — Лаврентий Сигизмундович Трехлапкин, — про-должал квохтать дядька. — Но Вы, красавица, можете называть меня просто Лаврентий.
Девушка ничего не ответила, только перевела вопросительный взгляд на Нику, как бы спрашивая: а это кто?
— А это моя племянница Ника, — представил Лаврентий и потрепал Нику по голове: так хозяин треплет по холке собаку. — Позвольте узнать, как Ваше имя?
— Лукерья, — наконец подала голос девушка.
— Лукерья, — повторил Лаврентий, как бы пробуя это имя на вкус, — не хотите ли прогуляться, милая?
Девушка кивнула и, поманив позабывшего обо всем на свете Лаврентия ру-кой, увлекла его вглубь рощи. Ника открыла рот.
«Это и есть их план? — очумело подумала она. — Хорош, ничего не скажешь!»
Ника вытащила из кармана джинсов бересту и перо. Прислонив кору к дереву, чтобы удобнее было писать, она накарябала:
«Шикарный план, Ада! Ника С.»
Надпись исчезла.
«Что же делать? — думала Ника. — Идти к ребятам? Для чего?»
«Чтобы увидеть Алика», — подсказал внутренний голос.
«Ну, нет!», — ответила Ника.
Между тем руку обожгло. Ника вскрикнула и выронила бересту, которую держала. Кора упала в траву. Ника подняла ее и увидела убористый почерк.
— Ага, СМС-ка пришла! — сказала она, дуя на обожженную руку.
Послание гласило:
«Что, нравится план, веснушка? Пашунчик К.»
Ника разозлилась. «Пашунчик!!!»
«О, да, это кто ж это придумал?» — начиркала Ника.
«Ада, кто ж еще?» — тут же пришел ответ.
«Вы где?» — написала Ника пером.
«Знаешь, я не знал, что мы на «вы», веснушка! Я у Алика», — появились бук-вы.
«Ада там?»
«Тут», — последовал ответ.
«Я иду к вам».
Затолкав кору и перо в карман джинсов, Ника отправилась в одиннадцатый дом. Через некоторое время, Вероника уже стояла на пороге голубого дома и барабанила в дверь.
Ей открыл Брайан. Ника заметила, что он довольно-таки высокий, и глаза у него добрые.