Вообще народ у нас патриотичный и готов терпеть все ради высокой цели, но именно эта цель и не была обозначена, да и народ не представлял себе масштабов собственного пьянства и его последствий. Школы для детей алкоголиков, которые росли десятилетиями в стране как грибы после дождя, стыдливо скрывались, равно как и переполненные вытрезвители, лечебнотрудовые профилактории, где побывала на излечении чуть ли не четверть рабочего класса. Народу не дали ужаснуться собственной мерзости перед тем, как начать реформу.
Производство и продажа спиртного сократились до минимума. Рынок быстро стал заполняться продуктами самогоноварения. Немудрено — спрос-то остался, на снижение спроса никто не работал! Кроме того, это был не чистый «сухой закон»: серьезно ограничили производство и продажу, а полного запрещения не было. А значит, трудно определить, пьян колхозник от бутылки, купленной законно по талону, или от бутылки первача от бабы Маши. Кроме того, не было действенной борьбы с самогоноварением: так, несколько показательных рейдов. Да и сами «рейдеры», поскольку не были идеологически мотивированы, закрывали глаза на правонарушения. Борьба с пьянством симулировалась. Поэтому через несколько лет самогон компенсировал уход государства с рынка. Вот такая это была псевдореформа, и указывать на ее неудачный опыт все равно как опыт неудачного или фиктивного брака делать аргументом против семьи и брака вообще.
И тем не менее! Даже самые скептически настроенные к горбачевскому закону исследователи вынуждены признать: потребление (даже с учетом всех видов суррогатов) сократилось минимум на треть! А также был зафиксирован резкий рост продолжительности жизни. Даже этот короткий и бестолковый, фальшивый и непоследовательный «сухой закон» спас миллионы россиян от смерти!
Поделюсь собственным опытом. Я рос в городе шахтеров и металлургов, в самом центре Кузбасса — Новокузнецке. Наши отцы и старшие братья бесконечно пили: после смены, после работы, по выходным, по праздникам, на рыбалке… Их жены и матери проливали бесконечные слезы, скандалили дома, жаловались в месткомы и парткомы, отправляли мужей в лечебно-трудовые профилактории, кодировали… Все напрасно.
Мы, молодые, подражая взрослым, уже с 12 лет, пока родители на работе, собирались у кого-нибудь дома и потягивали «Жигулевское» пивко, «Рябиновую на коньяке» и прочую легкую мелочь. Иногда вечером просто собирались в подъездах или «за детским садом, где грибочки», как пел Высоцкий. Весной, летом и осенью ходили в походы, а зимой ездили на дачи и в дома отдыха и там уже напивались до поросячьего визга. И это до 15 лет. Родители не замечали, а единичные замеченные случаи легко списывались на «дни рождения у друга» и проч. Это было целое поколение.
И вот, в 1985 году все одним махом прекратилось. Наверное, взрослые находили пути добычи спиртного, ставшего дефицитом, нам же, пацанам, не продавали, а искать точки самогонщиков, куда-то ехать было слишком хлопотно. Мы стали ходить по барам и пить безалкогольные коктейли, это было модно и круто, ведь и раньше пили-то мы для крутизны, а не для опьянения. И вот я, привыкший уже в 15 лет выпивать несколько раз в неделю, уже в 16 лет не выпил ни капли за год.
Более того, как раз к этому времени подоспела запоздалая общественная антиалкогольная пропаганда. Лекции академика Углова, каких-то лекторов из общества «Память»… Их надо было пускать в эфире Первого канала, но они почему-то распространялись только на магнитофонных кассетах и были доступны ограниченному числу людей. Мне такая кассета попала случайно, но я прослушал и ужаснулся, сколько вреда приносит алкоголь. Мы с другом дали клятву не брать в рот спиртного. Юношеские клятвы крепки, с 16 до 19 лет я не выпил ни грамма. Уехал в Екатеринбург, далеко от мамы и папы, жил в общежитии, которое занималось только тем, что бухало. До второго курса я не пил вообще, потом год пил весьма умеренно, предпочитая дорого продавать дефицитную водку по отоваренным талонам монголам, а потом женился, и тут совсем уже было не до попоек. Так я проскочил опасный период жизни. Страшно подумать, что могло стать со мной, если бы не этот закон и эти лекции. Поступил бы вообще в университет, а если поступил, не вылетел бы после первого курса? А если бы не вылетел, то закончил бы его с «красным» дипломом?