Ночь они провели в гостинице, расположенной по соседству с ипподромом. Ринна захватила с собой уже ставший привычным «ночной набор», но мало что из привезенного пригодилось ей. Трэвис был погружен в собственные мысли, а она так нервничала, что едва замечала его присутствие. Они поднялись с рассветом. Наступил решающий день для их серого жеребца, и только сейчас Ринна поняла, как ей хочется, чтобы Кинжал выиграл.
Ей казалось, что скачка не начнется никогда. В напряженном ожидании она стояла у изгороди рядом с тем местом, где под величественными вязами Дэвид и Трэвис седлали коня. Весь предыдущий день они работали с Кинжалом, стараясь приучить его к беговой дорожке. Наступил самый ответственный момент. В забеге были заявлены еще восемь чистокровных рысаков, имеющих наивысший в стране рейтинг среди двухлеток.
Когда прозвучал стартовый гонг и лошади сорвались с места, Ринна почувствовала, как от волнения у нее застрял комок в горле. Каждый шаг животных совпадал с ударом ее бешено стучавшего сердца. Кинжал хорошо начал скачку, заняв место за лидером, прекрасно сложенной кобылой по кличке Линдас Прайд. К сожалению, это место так и осталось за ним: их огромному жеребцу не удалось обойти лидера. Они бок о бок пересекли финишную черту, но Кинжал отстал, и более того, Ринна заметила, что он не старался бежать в полную силу. Что же произошло? По-видимому, этот вопрос мучил и Трэвиса, но в отличие от нее он совсем не мог скрыть досады.
— Кобыла, — с отвращением пробормотал он. — Проиграть кобыле!
В тот же вечер они отправились назад в Кентукки. Во время полета, пока Кинжал бился и ржал в хвосте самолета, между Дэвидом и Трэвисом разгорелся спор. Трэвис с яростью доказывал, что конь оказался неудачником; Дэвид же, наоборот, его защищал.
— Он бежал за кобылой, — настаивал младший брат. — Уверяю тебя, она была «в охоте».
— Я продаю его, — не унимался Трэвис.
— Дай ему еще один шанс, — возразил Дэвид. — Он уже заявлен в «Призе надежд». Пусть пробежит еще раз. Теперь, когда копыта не доставляют ему хлопот, он по-другому себя ведет.
— Конечно, раз ноги не болят, можно ходить пешком и вынюхивать кобыл.
— Пусть им займется Маркос.
— Дело не в жокее. Этот конь — неудачник. Все. Точка.
Дэвид вздохнул и посмотрел на огромного жеребца.
— А вы как думаете, Ринна?
Ринна не находила ответа.
— Кобыла Линдас Прайд весьма привлекательна. По крайней мере, Кинжалу не откажешь в хорошем вкусе.
Она хотела добавить, что женщина создана мужчине на погибель, но не стала. Трэвис и так был вне себя от ярости.
Когда они вернулись в «Мартин Оукс», вся семья уже знала о неудаче. Беседа Трэвиса с мистером Мартином продолжалась несколько часов. Ринна поднялась наверх, чтобы уложить Энди, затем направилась в свою комнату. Она чувствовала усталость. События сегодняшнего дня не прошли для нее бесследно. Ринна уже собиралась ложиться, когда в комнату вошел Трэвис. Он был вне себя от ярости, мельком взглянул на нее и с силой захлопнул дверь.
— Твое лицо становится похожим на нефтяную скважину, Ринна.
С чего бы это он решил сорвать зло на ней? Она отвернулась к зеркалу, но Трэвис не унимался:
— А на голове от этих чертовых бигуди скоро будут сплошные кудри.
Оскорбительный тон, которым это было сказано, заставил ее ответить:
— Собственно, какое тебе до этого дело? По-моему, мое лицо и мои волосы — это моя забота.
— Но я вынужден спать рядом с тобой.
— Не спи, — бросила она, злобно посмотрев на него. — Ты всегда можешь воспользоваться стулом.
Не обращая внимания на ее реплику, Трэвис указал пальцем на ее халат и продолжал:
— Если ты собираешься, все время носить эти ужасные халаты, то могла бы, по крайней мере, купить что-нибудь поновее, меня уже тошнит от этой проклятой расцветки в желтый цветочек.
— Цветы не желтые, а зеленые, — съязвила Ринна. Их препирательства лишены здравого смысла. В конце концов, какое значение имеет расцветка халата? Но она уже не могла остановиться. — Кроме того, у меня два одинаковых халата. Не нравится — не смотри.
— Это слегка затруднительно, учитывая, что ты мозолишь мне глаза в них каждый вечер.
— Мозолю глаза? — повторила она, чувствуя, что теряет самообладание. — Мозолю глаза! Да этим занимаешься ты, завернувшись в полотенце, или вообще раздеваешься наголо, словно меня тут нет! — Потеряв над собой контроль, она проговорилась: — Да будет тебе известно, в моем нынешнем «особом» положении в этом доме у меня нет денег, чтобы купить новый халат. Теперь я не занимаюсь с Дженни, и мне не платят. А то немногое, что у меня было, я истратила на школьную одежду для Энди.
— Пусть присылают счет, — рявкнул Трэвис. — За все остальное ты же платишь с моего счета. По всему дому разбросаны твои коробки. И уж наверняка у тебя есть что-нибудь поприличнее этого отвратительного халата! Простой мешок, и тот лучше бы смотрелся.
— Да! — с жаром воскликнула Ринна. — Да, у меня есть кое-что еще. — В бешенстве она швырнула расческу и скинула с себя халат. Затем с яростью схватила прозрачную ночную рубашку, подаренную Тельмой, и надела ее. После этого, сорвав с волос бигуди, гневно посмотрела в его сторону. — Ну как? Никаких цветочков! Ни зеленых, ни желтых!
Трэвис с открытым от удивления ртом уставился на нее. Но уже через мгновение удивление в его глазах сменилось нескрываемой страстью. Медленно, словно лаская ее, его взгляд скользил сквозь прозрачную ткань по ее телу: вдоль мягкого изгиба ее груди, затем ниже к черному треугольнику между ног. Длинные локоны Ринны рассыпались по плечам, ее грудь тяжело вздымалась.
Страстное желание в его глазах одновременно пугало и возбуждало ее. Их взгляды встретились, и в ту же секунду ярость ее исчезла, словно сухие листья, унесенные порывом ветра. У нее перехватило дыхание. Казалось, на мгновение они стали одержимы одним чувством. Ринна уже была готова к тому, что в следующий момент он бросится к ней и, заключив в объятия, начнет целовать.
Но Трэвис резко отвернулся и швырнул несколько банкнот на туалетный столик:
— Энди — моя забота. Когда тебе что-нибудь для него нужно, просто скажи мне.
После этого, не взглянув в ее сторону, он, молча, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Ринна посмотрела на оставленные им деньги, скомкав, схватила их со столика и засунула в сумочку вместе с жемчужным ожерельем. Она не истратит ни гроша из его денег, но будь она проклята, если признается в этом.
Всю ночь она не находила себе места, ей не хватало Трэвиса. Часто ночами, лежа рядом с ним в постели, во сне она оказывалась в его объятиях. Проснувшись, она быстро отодвигалась. Было уже совсем поздно, когда она услышала, как он вернулся. Коротко взглянув на нее, он тяжело опустился на стул.
Притворившись, что спит, Ринна вслушивалась до тех пор, пока по ровному дыханию Трэвиса не стало понятным, что он уснул. Открыв глаза, она обнаружила, что проникающие через окно первые серые лучи наполнили комнату причудливыми тенями.
Трэвис спал, сидя на стуле: его поджарое тело неестественно изогнулось, одна рука свесилась в сторону, длинные ноги вытянуты на ковре. Он не разделся, даже не снял сапог. Он выглядел осунувшимся и усталым; обычно суровые черты его лица несколько смягчились, от этого он казался беззащитным. Прядь волос упала ему на лоб, появившаяся щетина несколько смягчила его тяжелую нижнюю челюсть. Во сне его грубоватая мужская красота стала заметна еще отчетливее. Теперь Ринна ясно поняла, почему на вечеринке пять лет назад он привлек ее внимание. Интересно, не могла удержаться она от мысли, каково быть влюбленной в него… заниматься с ним любовью? Она тихо лежала на кровати, наблюдая за тем, как ровно вздымается и опускается его грудь. Он навсегда останется для нее загадкой, этот незнакомец, ставший ее мужем.