- Прости, но я не могу перестать это делать, Ален. Я не могу выкинуть тебя из головы и сердца, не могу перестать волноваться и думать, как ты пойдешь одна по ночной улице.
В его голосе сквозила обида. Я прикрыла глаза.
- Борь, хватит...
- Да, я изменил тебе. Но если бы можно было вернуть время вспять.. – он кривится, опуская голову на сложенные на руле ладони.
- Я был пьян, я был не в себе. Одна ошибка, Ален.. это бл*ть так жестоко, лишать человека шанса из-за одной ошибки. Ты же любила меня... ну по крайней мере, говорила об этом. Так почему в один день я просто перестал для тебя существовать?
Он пытается сделать меня виноватой. Прекрасно. Я уже и на это согласна, только пусть перестанет мелькать перед глазами.
- Боря. Открой. Машину.
Он кривится. Нажав кнопку, разблокирует двери. Отвернувшись, смотрит в окно, сжимая руль до белых фаланг. Я не хочу с ним обсуждать это. Снова и снова окунаться в то дерьмо у меня нет никакого желания. Все в прошлом. Одна ошибка или две – мне совершенно не важно. Он предал меня. А предателям я шансов не даю.
***
Половину ночи изучала сообщения в ВК. Ничего, особенного я там не увидела. Девочка, действительно, была с характером. И судя по ее общению с подругами, у меня не возникло ощущение, будто ее тяготили отношения со Штормом. Наоборот, практически каждой собеседнице она хвалилась то новой шубкой, то поездкой на море и новым кольцом от любовника. Кто-то из подружек восторженно вздыхал и советовал ей раскрутить Шторма покруче. На новую машину и квартиру. Кто-то наоборот, говорил, что он для нее совсем не пара, и что она хлебнет еще горя. В ответ на такие сообщения, Оля злилась и посылала подруг к черту. Как я поняла, к моменту смерти у нее их осталось совсем мало.
Одной девочке, по всей видимости, лучшей подруге незадолго до гибели Данилюк писала о ссоре со Штормом. Он обидел ее. Не пришел домой ночевать, и она заподозрила его в измене. Оля писала, что хочет пожить пару дней у подруги, но та оказала.
«Мне нужно уехать. Я исчезну из города. На телефон не звони, когда смогу, выйду на связь.»
Это было последним из них, датированное днем, предшествующему дню убийства.
Я выпрямилась, встала со стула, разминая затекшую шею.
Оля уехала из города, после ссоры. Шторм нашел ее, вернул. По всей видимости, она отпиралась, не желая оставаться с ним. И будучи на эмоциях, он зарезал ее. Все сходилось. Складывалось в единый пазл. Наконец-то это дело перестало быть для меня загадкой. Прикрыла глаза, стискивая виски. Голова была тяжелой от усталости. Нужно хорошенько поспать. Посмотрев на часы, ужаснулась. Пять утра. Подъем через два часа. Просто отлично.
***
Я была на месте уже в девять утра. Дом Шторма выглядел чересчур богато и броско. Высокое четырехэтажное здание с отделкой из белого камня. Высокие кованные ворота с причудливыми узорами на верхушке. Да уж, такой дом отгрохать и содержать нужно немало средств. А когда я задумалась о том, каким путем они были заработаны, стало совсем противно. И белоснежное прекрасное творение вдруг превратилось в моих глазах в уродливое и безвкусное здание.
Спустя минут пять после моего приезда к воротам подъехал автозак. Адвокат тоже был на месте. Поздоровавшись с Косаревым, направилась в машине.
Забравшись внутрь, устроилась на сидении, расположенном напротив клети, в которой находился Русаков. Я старалась не смотреть на него. Поздоровавшись с конвоем, принялась набирать фабулу протокола, дабы не терять время на следственном эксперименте.
Случайно взгляд скользнул по задержанному. Он показался мне еще выше и крупней, чем в камере. Шторм сидел, откинув голову на корпус машины, руки в браслетах были сложены впереди. Он смотрел на меня из-под полуопущенных ресниц. Неотрывно смотрел, в упор. И взгляд его буквально сочился презрением и насмешкой.
Сердце забилось в тревоге. Также, как это было в камере, на допросе. Я вернула взгляд к бумагам, попытавшись сконцентрироваться и сбросить это стойкое ощущение страха. Но ничего не помогало. Руки дрожали, стали ледяными. Меня раздражал его пристальный взгляд.
- Может, вы прекратите это делать?
Я не выдержала первой. Подняла глаза на мужчину. Уголок его губ слегка дернулся вверх, в наглой, ехидной улыбке. Он был другим сейчас. В камере во время допроса он выглядел враждебно, но чувствовалось, что ему больно. А сейчас... он будто был хозяином положения. И этот его надменный взгляд, он заставлял меня нервничать.
- А ты ведь внучка Романова, - процедил сквозь зубы имя моего деда. – Старый лис так мечтал засадить меня... – смеется. – А я то думаю, лицо знакомое.. Теперь ясно в кого ты такая сучка...