– Ах ты мелкая... – попытался ее схватить, но эта зараза увернулась и отпрыгнула назад. Язык мне показывает, дразнится зараза. Может бросить ее в этом лесу, хотя бы напугать, сказав, что ухожу?
– Ну и чёрт с тобой! Я ушел, а ты сама из леса выбирайся, дура! – разворачиваюсь и слышу ее насмешливое фырканье. То есть теперь я ей не нужен?!
– Мне вот интересно посмотреть, что с тобой отец сделает, когда найдет, – разворачиваюсь и смотрю в ее испуганные глаза, она боится его. Улыбка на моем лице застыла, как маска, даже если она не видит ее. Сжимаю до боли кулаки, сжимаю зубы, мне не нравятся мои мысли. Она смотрит по сторонам, наверное, думает о том, что лучше в лесу.
– А мама? Он ее не трогал? – спрашивает девочка и, не дожидаясь моего ответа, срывается и бежит в сторону деревни. Похоже, за мать она боится больше, чем за себя.
– Не в ту сторону, – говорю, когда, не пробежав и пяти метров, она спотыкается и падает.
– Спасибо, Кай! – кричит она, поднимается и бежит уже в другую сторону, даже не уточнив, правильная она или нет.
Вот же дура… Вот точно заблудится!
– Я не Кай! – кричу ей в спину, но она даже не оборачивается, зато громко врезается лбом в ствол березы!
Вздыхаю и в очередной раз жалею, что вообще в этот лес пошел, иду на ее громкий плач. Лежит на земле, за лоб держится и плачет. Она явно уникальна, ни одна девочка из моего класса так много не плачет.
– Ты в курсе, что на семейку ёжиков упала? – вру, с улыбкой наблюдая, как она вскакивает на ноги и прячется за меня. Вот когда волки были, она за меня не пряталась, а когда ёжики, да еще и выдуманные, так сразу за мою спину спряталась. Где логика? Где?!
– Я не вижу. Они живы? Я не раздавила никого? – испуганно шмыгает носом у меня за спиной, еще и стоит на цыпочках, как будто боится наступить на кого-то.
– Господи, это же тела ёжат! Как ты могла задницей своей их раздавать?! – продолжаю издеваться, старательно сдерживая улыбку.
– Ёжат? Но я не хотела! Я случайно, правда, не хотела сделать им больно! – она оправдывается, пытается разглядеть не существующие тельца в старой листве.
– Ты не сделала им больно, ты их убила. Раз и хрясь! Как тебе не стыдно? – продолжаю издеваться, жалея только о том, что не могу видеть ее перепуганное виноватое лицо, потому что она все еще прячется за мной.
– Но я не хотела, всего лишь упала! Кай, что можно сделать? Может им еще можно помочь? – она держится за мою куртку и выглядывает из-за плеча. Твою мать, какая же она доверчивая.
– Как? Могилки выкопать? – иронично спросил и сразу понял, что я это зря.
– Давай выкопаем, нельзя же их бросать там одних, – она попыталась нагнуться и найти не существующие тельца в листве.
– Не двигайся, а то тебя мама ежиха иголками насмерть забросает за своих детей, – это единственное что пришло мне в голову.
– А она так может? – смотрит на меня большими глазами, так что еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться в голос.
– Может. Пошли, меня тоже ищут, знаешь ли, – поворачиваюсь в нужную сторону, но она не дает мне пройти, удерживает за куртку.
– Мы не можем просто так уйти, оставить их здесь. Это неправильно!
– Ты, кажется, сама так спешила к родителям, что их в лепешки превратила. Может, пойдем уже?
– Но, ёжики… Это неправильно, – вот мне еще не хватало хоронить в лесу не существующих ёжиков! Хорошо хоть отвлек ее от этого бреда, вот же надоедливая девочка.
Пошел в нужном направлении, малявка сзади, держась за мою куртку рукой.
– Простите, простите, я не хотела, – бубнит себе под нос, наверное, у ежихи прощения просит.
Давлю улыбку, стараюсь сконцентрироваться на звуках и запахах, осталось уже недалеко.
– Кай, – зовет она через какое-то время.
– Что? – отзываюсь, в уме решая, как лучше срезать путь, через небольшую яму, или возле норы зайцев. Стоп, она думает, что меня так зовут? Ай, пусть говорит, что хочет, главное не о ёжиках.
– Прости меня, – и голос такой трагичный и виноватый, что даже интересно, о чем это она.
– За что, Герда? – с иронией переспрашиваю.
– Я пока не смогу тебя спасти. В сказке Герда заплакала и растопила своими слезами лед на сердце Кая. Мои слезы тебе не помогают, – главное последняя фраза сказана с таким открытым упреком, мол, я тут еще дергаюсь, пока меня спасают.