Несмотря на запланированные мероприятия и активный отдых, я все же не смогла игнорировать бессовестное поведение своей двадцати двух летней племянницы, к тому подтолкнула почти бессонная прошедшая ночь, в которую Олеся устроила грандиозный скандал матери, укоряя ту во всех неудачах и грехах, высказывая ей незаслуженные обиды и оскорбления. Тут совести места и близко не было. Сестрица молча, все терпела и выслушивала, а на мой вопрос следующим днем: «Почему?», ответила тихо и просто, что боялась очередного суицида своей несчастной дочери.
Днем предстоял разговор на чистоту между мной и Олесей, который она завела первой, видя не доброжелательный взгляд с моей стороны. Мы ругались, как две скандалистки. Выслушав исчерпывающий отрицательно-эмоциональный ответ, недовольная, но всегда считающая себя правой, она, хлопнув дверью, удалилась в свою квартиру, которую снимала временно, на пару с очередным другом Виталиком, пареньком на удивление порядочным и терпеливым. На наш вопрос, что же он нашел в этой эгоистке и как ее терпит, Виталя отвечал с улыбкой: «Не знаю, просто люблю наверно».
Несмотря на негативные моменты, мы с сестрой, забывая обо всех неудачах, продолжали свои запланированные мероприятия. Излюбленным местом был опустевший пляж. Местные здесь бывали редко. И то понятно, людям далеко не до веселья, когда стоит проблема и забота о завтрашнем дне. У многих нет работы, денег, собственного угла, а впереди лишь неизвестность.
Тем не менее, мы с Шолпан и снохой Катериной, провели чудных полдня на берегу загадочного Иртыша, в окружении зелени и гор, под тихий всплеск волны.
Вечерами частенько ходили на дачу, пекли молодую картошку, жарили сосиски, а иногда и шашлыки из окорочка. Довольные и измазанные, допоздна под ярким звездным небом, под треск разгорающегося костра, в компании Леши и Карины, подолгу распевали свои до боли любимые и задушевные песни. Каришка прижималась ко мне поближе, что-то радостно бормоча и с удовольствием поедая кусочки прожаренного окорочка.
В один из последующих деньков, вместе с сестрой мы зашли в гости к моей подруге Светлане, ставшей в конце прошлого года бабушкой, что меня немного удивило.
Помнится, как-то давно, в середине 90-х годов, между нами состоялся неприятный спор. Тогда Света рассказывала о своем муже Александре, что его вырастила бабушка, муж которой был казах. Мама Саши трагически погибла, когда тот был еще маленьким. Выходя замуж за Сашка, Светлана как бы побаивалась и опасалась, что родословная его деда может отразиться на ее будущих детях. Меня ход таких мыслей тогда несколько возмутил, хотя, каждый волен рассуждать в меру своей воспитанности и убеждений. Но когда у Светланы уже подрастали две дочурки, четырех и пяти лет, я в меру возможности объяснила ей закономерность генетики, что это еще не факт, ведь последующее поколение - внуки и правнуки, вполне возможно могут быть другими. Подруга моя восприняла тогда сказанное мною, как удар, не на шутку испугавшись, тем самым оставив в моей душе неприятный осадок.
И вот прошли годы. Природа брала свое. Переступив порог их жилья, я с удивлением наблюдала картину, как Светлана с нежностью и лаской прижимала к груди маленькое чудо - Алину, которой на тот момент было месяцев семь. Она являлась ребенком Ольги, старшей дочери Светы. Неудачная связь, но огромная цель и желание иметь свое собственное дитя, не остановили Олю от предстоящих проблем, но на данном этапе, были восприняты всеми солидарно и одобрительно.
Тем не менее моя подруга вдруг решила сознаться мне, рассказав предысторию событий, до селе ни кому не поведанную, может тем самым, снять с себя небольшой грешок, чувствуя свою вину перед Олей.
А дело обстояло так, во время моего прошлогоднего визита в Серебрянск, я, конечно же, заметила изменение в поведении Ольги, ее раздраженность и озабоченность, и мне это совсем не нравилось. Тогда еще никто не знал о ее увлеченных встречах с командировочным пареньком. Общение с Канатом, ни к чему серьезному в их отношениях не привело, он уехал, зная о беременности подруги. Оля очень страдала, скрывая свое положение, не зная как сообщить об этом близким, и как это воспримут. Ужаснее всего было то, что, в конце концов, лишь Светлана приняла весть в «штыки», ругая, укоряя взрослую дочь и принуждая ее к аборту, а однажды даже отхлестав по лицу мокрым полотенцем.
Вспоминая себя, я прокомментировала Светлане с укором: «Да уж, это совсем не по-человечески, ну и дура ты, это не на мой характер, на месте Ольги я бы не стала терпеть унижений, упрек и обид, просто ушла бы со своими проблемами, решая их самостоятельно любым путем!». «Да» - ответила Светлана, - «Какая я была тогда дура, и теперь стыдно за свой поступок, и Ольгу жаль, а внучку свою, казашечку, люблю и обожаю, она наша, и плевать, если кто, что-то скажет».