Поверить в чудеса

– Иди ко мне… – тут же распахнул объятия Максим, точно зная, что мне нужна поддержка.

Я тут же ринулась к нему. Села на колени, обняла за талию и спрятала лицо в ложбинке на шее, ощущая, как его рука обнимают меня, а вторая зарывается в волосы на затылке, поглаживая последний.

– Я тебе говорила, что люблю тебя?

Макс хмыкнул.

– Возможно… Но знаешь, повторение – мать учения. Так что я не против буду еще раз услышать этот материал.

– Шут ты гороховый! – рассмеялась я, и подняв голову, добавила. – Но я тебя таким и люблю.

– Только таким? – грозно нахмурился он.

– Нет. Любым. Ты мне всякий нужен.

Макс тут же еще крепче прижал к себе и хотя на лице играла улыбка, я видела, что как для него приятно и важно слышать это. И я точно видела там же ответные чувства.

– Как и ты мне, любимая… – словно доказывая мои мысли шепнул Макс, сладко-сладко поцеловал и после этого нехотя ссадил с колен. – Давай уберемся все-таки. А то я сейчас совсем не тем, чем надо отвлекусь.

Я отчего-то даже не смутилась. Лишь задорно улыбнулась, сама урвала еще один поцелуй, и только после его предупреждающего: «Лия…», переключилась на стол.
Макс тяжело вздохнул, уже и сам видимо пожалевший, что напомнил мне про дело, и занялся мытьем посуды.
Потом мы посидели еще немного у меня в комнате, где посмотрели фильм. Ну как смотрели. В перерывах между поцелуями и битвой подушками, которая развязалась совершенно случайно.
Ну а после Максим ушел. А я, сама не зная зачем, пошла к отцу.

– Не спишь?

– Нет, – отец отбросил какую-то газету, обернувшись ко мне. – Присаживайся.

Я села к нему на диван, но не близко, а на небольшом расстоянии.

– Ты теперь все время меня боятся будешь, да? – почему-то шепотом выдавил папа.

– Не знаю… Но мне очень трудно сейчас просто забыть то, как ты замахнулся на меня. Да и твои пальцы колье на шее довольно болезненно изображали. – Открыто заглядывая ему в глаза, ответила я. – И хотя ты сразу же отпустил меня, но следы на коже все-таки остались. Но главное, эта сцена теперь стоит перед глазами и из памяти она уберется не так быстро, как маленькие гематомы.

– Понимаю…

Мы замолчали.

– Ты и вправду хочешь бросить?

Он кивнул.

– Хочу. Очень. Я… Господи, я столько всего сделал, из того, что не надо было, и столько не совершил, из того, что стоило бы… И мне стыдно. Перед тобой, перед Лерой… Перед собой тошно даже! – отец говорил глухо, надрывно и я… я поверила.

Возможно, потому что с мы уже очень давно о таком и речи не заводили, если вообще делали это. Возможно, потому что даже поза выражала отчаянье и вину. Возможно, потому что мне хотелось ему верить, он ведь все равно был и остается моим отцом…

– А уж после того, как я… В общем, я признался, что уже давно не управляю сам собственной жизнью. Поэтому и решился на этот шаг. Хотя вероятнее всего уже поздно…

– Ничего не поздно!! Слышишь?! – вдруг яростно выкрикнула я. Остановилась. И уже тише продолжила. – Не поздно. И если бы ты сам не принял такое решение, я бы… я бы отправила тебя на принудительное. Прости, но в страхе я жить больше не смогу. И видеть, как ты и меня и себя губишь – тоже.

Опять пауза. Нарушаемая только нашим дыханием: тяжелым, рваным.

– Правильно… Думаю, ты поступила бы правильно… И если вдруг…если я сорвусь и после лечения, ведь такое не редкость, так и сделай, хорошо?

Я сжала кулаки так, что ногти больно впились в кожу. С глаз уже давно катились слезы, но я даже не пыталась их остановить. Пусть. С ними и со словами я избавлялась от обиды, которую копила на отца столько лет.

– Сделаю.

В очередной раз молчание. Я смотрю на отца, вижу его истощенность, утомленность жизнью, в его-то сорок пять лет… Вижу и в его глазах, на этот раз самые настоящие слезы… И понимаю, насколько он сейчас нуждается в поддержке. Не меньше моего. Только если мне ее есть у кого получать, то ему – нет…

– Все получится! – одновременно с надеждой и уверенностью шепчу я, заглядывая в его глаза.

– Я буду стараться. – И это звучит даже надежней, чем клятвы. – Но… если вдруг…

– Значит еще раз будем пробовать. И еще! Столько, сколько надо!

– Конечно, – слабо улыбается он. – Ты права, лисонька.

Лисонька… Боже, как больно и отрадно слышать это детское прозвище, которым меня и назвали только мама и папа. Я не выдерживаю. Плевав на все внутренние страхи, подсаживаюсь ближе к папе.
Он сначала каменеет будто, а потом аккуратно, будто я статуэтка, кладет руку мне на плечи. А потом и вовсе притягивает к себе, позволяя прижаться к теплому боку.

– Простишь меня? Когда-нибудь?

– Да…

– Спасибо…

Так мы просидели наверное час. А потом все-таки пошла к себе. Завтра нам всем предстоял тяжелый, день, так что отдых нуден был и ему и мне.

– Лия! – окликнул меня отец, уже у самых дверей.

– Да?

– Тебе он очень нравится?

Я сразу поняла о ком он.

– Я люблю его.

Он кивнул.

– И он тоже, – добавила я.

Папа улыбнулся.

– Вот в это верю… Хороший выбор, лисонька.

– Лучший, я бы сказала… – рассмеялась я, и вышла, чувствуя как в душе поселяется лёгкость. И приходит уверенность, что все теперь наладится. Может не сразу, может с трудностями. Но обязательно наладится.

Эпилог. Год спустя
Максим

– Лия, ты скоро? Тут Максим скоро завянет от скуки! – повысив голос окликнул девушку Константин, рукой предлагая меня сесть.

Я с удовольствием присел, осматриваясь. Те же стены, та же мебель, казалось бы… И все равно чувствовалось, как все здесь изменилось. Не было той угнетающей атмосферы, что была буквально год назад, да и передо мной стоял трезвый как стеклышко отец Лии.

– Как вы? – поинтересовался, и не просто из вежливости, а потому что знал, как, не смотря ни на что, тяжело этому человеку. Да, вид у него стал намного более бодрым, он ходил регулярно на работу, «посвежел» за период трезвости и реабилитации…