Стали бы его родители выдвигать ультиматум, если бы он честно и откровенно рассказал им о ней, если бы объяснил, какое важное место она занимает в его жизни? Очевидно, проблема заключалась в том, что никакого особенного места она там не занимала. Мигель воспринимал ее как временную любовницу, не более того.
С другой стороны, прошедшая ночь давала надежды на лучшее будущее.
Открывшиеся обстоятельства позволяли взглянуть на случившееся три месяца назад с несколько иной точки зрения, но в любом случае ни болезнь матери, ни требование отца не заставляли Мигеля отказываться от ребенка. Просто между ними не было доверия, и часть вины за это лежала на ней.
Они оба оберегали друг от друга свои секреты. Мигель всегда уклончиво отвечал на вопросы о своей семье. Карина ничего не знала ни о Рафаэлле, ни о болезни его матери. Она почти ничего не знала о его работе.
И вот теперь предложение выйти за него замуж. Что же изменилось?
Она повернулась. Боже, как же хорошо и покойно рядом с ним! Боже, как же ненавистно это чувство комфорта и покоя, появляющееся только тогда, когда он рядом!
Что же изменилось? Ответ ясен. Все изменилось из-за ребенка. Гомесам нужен наследник, а поэтому Мигель готов принять и ее. В качестве приложения к ребенку.
Не слишком ли поздно?
Изменилось и еще кое-что. Рафаэлла вышла замуж на другого. Мигель вел себя так, словно ничего особенного не случилось, но разве его гордость — мужская гордость, фамильная гордость — не была задета? Разве нельзя предположить, что, предлагая ей выйти за него замуж, он руководствовался всего лишь желанием заглушить боль, залить бальзамом полученную рану?
Прошлой ночью она признала, что по-прежнему любит его, но уже без былого обожания. Стала ли она от этого сильнее или слабее?
— Ну как, ты уже все решила? — спросил Мигель.
Карина и не заметила, что он проснулся.
— Что решила?
— Как жить дальше. Тебе. Мне. Нам.
— С чего ты взял, что я что-то решала?
Мигель невесело улыбнулся.
— Можешь не признаваться, но я-то тебя знаю. Просыпаясь, ты всегда о чем-то думаешь, а в настоящий момент самое главное для тебя — это будущее ребенка.
— И ты предполагаешь, что в этом будущем есть место и для его отца?
— Разумеется. Мы можем пожениться или не пожениться, быть любовниками или врагами, но в любом случае, независимо от характера наших отношений, я не останусь в стороне от жизни моего ребенка.
Он говорил с такой непреклонностью, с такой твердостью, словно весь мир пытался встать стеной между ним и его ребенком. Но у Карины-то и в мыслях этого не было.
— Ты неправильно меня понял. Я вовсе не собираюсь ограждать его от твоего влияния.
— Даже при том, что презираешь меня? — не глядя на нее, спросил Мигель.
Она недоуменно посмотрела на него. Неужели он всерьез считает, что женщина способна с такой страстью отдаваться мужчине, которого презирает?
— Я не презираю тебя.
— Но и не любишь больше.
Чтобы ответить на этот вопрос, ей пришлось бы солгать, а потому Карина предпочла переменить тему.
— У тебя есть планы на сегодня?
— Конечно.
— Тогда нам, пожалуй, пора вставать.
Его рука легла ей на грудь.
— Вовсе не обязательно.
— Но…
— Эти планы состоят в том, чтобы добиться от тебя согласия выйти за меня замуж. Лучше всего, как мне кажется, мои аргументы действуют здесь. — Мигель похлопал ладонью по кровати.
Карина замялась, не зная, что ответить, и в этот момент зазвонил телефон. Мигель бросил на нее многообещающий взгляд и поднялся.
Неужели он действительно собирается добиться от нее согласия стать его женой? Карина прекрасно помнила те два месяца настойчивых ухаживаний, в течение которых Мигель проявлял завидный напор и редкую изобретательность, склоняя ее переехать к нему. В конце концов она все же уступила. Боже, какие это были сумасшедшие дни! Да, тогда жизнь с ним казалась непрерывным праздником. Говорят, в одну реку нельзя войти дважды, но… Что ж, там будет видно.
— Карина.
Она моргнула и вопросительно взглянула на него.
— Что?
— Это тебя. Эрика.
— Эрика? — Она перекатилась на другую сторону кровати и взяла протянутую трубку. — Привет. Что-то случилось?
— Сначала скажи, как дела у тебя? Он тебя не обижает? — Голос Эрики звучал непривычно взволнованно.
— Не спрашивай.
— Что, все так плохо?
Плохо? Хорошо? Как объяснить, если она и сама еще не разобралась в ситуации? Конечно, улечься с Мигелем в постель после того, как он унизил и оскорбил ее, было не самым благоразумным шагом. Точнее это было полной глупостью.