- Меня это не интересует. Было это или не было. Для меня он всегда ангел. И я даже в мыслях не задаю себе этот вопрос. Ты же не спрашиваешь себя, какого цвета кольцо для носа надо было подарить троюродному племяннику вождя племени тамтам-дидинь перед прошедшей охотой. - Она улыбнулась.
- Уж лучше бы интересовало племя тамтам-дидинь. - Он невесело усмехнулся. - Хорошо. Я предлагаю сходить к нему.
- К нему не пускают, - со знанием дела заметила она.
- Пускают везде, - он поднял указательный палец. - Но не всех. Вначале сходим к нему, а потом посмотрим.
- Ну что ж, посмотрим, как ты пройдешь, - с сомнением произнесла она.
- Если не пройду, буду интересоваться намордниками в виде кольца, ответил Дима, чуть задетый.
- Пошли. Только, может быть, вначале сходим в кузню, кольцо закажем? Пытаясь разрядить атмосферу, пошутила Татьяна. И встав, направилась в прихожую.
- И кольцо закажем, и халат полосатый, - ответил он, зловредно улыбаясь. Она, нахмурившись, посмотрела на него и молча пошла одеваться.
На улице они почти не разговаривали. От остановки долго шли вдоль забора. И войдя через распахнутые ворота, оказались во дворе. Обойдя кирпичное здание дерматологической больницы, они увидели несколько зданий совсем другого цвета.
- Там. - Татьяна показала рукой на одно из строений. Они подошли к корпусу и вошли в приемный покой. Через некоторое время они уже шли обратно. Их лица выражали тревожную растерянность. Александра в больнице не было.
XVI.
Волны мягко гладили берег, одетый в золотой песок. Солнце покрывало загаром устало нежащихся отдыхающих, бессильно развалившихся на разнообразных цветных покрывалах. Загорелозадая мелюзга, ненамного ушедшая от грудного возраста, гордо демонстрировала свою недавно обретенную способность передвигаться на ногах, непрерывно падая на песок после очередной героической попытки.
Перетаскивание собственного тела на своих, еще негнущихся ногах - явно являлось задачей титанов в глазах малыша. Однако это не мешало ему при каждом очередном падении заново хватать пластмассовую лопатку и в перерывах между сложнейшей археологической работой пытаться засунуть ее на всякий случай в слюнявый ротик. Последняя задача у него не получалась и вызывала сильнейшие раздумья, но, вероятно, при зрелых размышлениях он вспоминал, что умеет ходить, и весь цикл повторялся снова. Все это происходило довольно быстро, и смена выражений лица от недоумения в момент падения до напряженного мыслительного труда в момент заталкивания облепленной песком лопатки в рот вызвала бы зависть у любого известного актера. Устав от выполнения стольких сложнейших задач, он, в очередной раз уронив лопатку, больше ее не поднял и, встав, пошел или скорее побежал по песку вниз к Волге, размахивая своими пухленькими ручонками и потрясывая розовеньким, еще не окрепшим пузом. Его замысел в очередной раз не удался. Расторопная мамаша не позволила ему стать марафонцем, своевременно прервав смелый замысел, что, вероятно, было ему не впервой, потому что он не обиделся, а наоборот, разворачиваясь на триста шестьдесят градусов, стал использовать нежданно подвернувшуюся вершину.
Слава повернулся к Ладе. Она загорала лицом к солнцу, прилепив к носу кусок пластыря и спрятав глаза под солнцезащитными очками, от палящих лучей она разморилась так сильно, что незаметно даже было, как она дышит. Со скучающим выражением он обвел взглядом пляж. И остановился на Ладиной шее. Ему так захотелось ее поцеловать. И в этот момент, совсем некстати, он вспомнил один эпизод из какого-то ужаса: двое молодых ласкаются, он нежно касается губами ее нежной шеи. И вдруг резко вонзает выдвинувшиеся клыки, окрашивая их клокочущим нектаром. "Вообще-то интересно бы смотрелось!"
- Может пойдем, искупаемся? - пригласил он Ладу.
- Да нет. Мне уже надоело, - ответила она с невыразимой усталостью. Давай лучше будем собираться.
- Ладно. Я искупнусь и пойдем. - Он встал, разбежался и нырнул в реку. Обрызгал нескольких девчонок, которые никак не решались зайти в воду, и они, закричав, выбежали на берег. Барахтающиеся поблизости подростки усилили их "радость", будто случайно ударяя по воде так, что тех покрывало водой с ног до головы. Нырнув, Слава почувствовал приятную освежающую прохладу, вода успокаивающе обняла тело, долго плыл под водой и, выныривая, ударился о бакен. Потеряв ориентацию, дернулся прочь от него. Нога мощно ударила о трос. Резкая боль мгновенно пронзила ногу и, вызвав небольшую судорогу, прошла. Он поплыл к берегу. Рана в ноге почти не беспокоила. Подплыв к самому берегу, он встал ногами на дно. Солнце погасло в глазах. Невероятный фейерверк искр и темных шаров заплясал перед глазами. Хватаясь обеими руками за воздух, открыв рот и выпучив глаза, он опрокинулся на спину. Задыхаясь, рот начал заглатывать воду, пузырями выпуская воздух. Со стороны его переворот казался даже забавным. Вода залила носоглотку, и руки стали бесконечно тяжелыми. Невозможная слабость растеклась по телу. Сквозь мутную воду мелькнуло солнце. Беспорядочно замигавшие глаза нахватались песка, но неприятное трение его об роговицы глаз почти не ощущалось, все заглушилось нестерпимой жаждой дышать. На глубине не более метра и в нескольких шагах от берега он уже не мог выплыть. "Здесь не спасают", - мелькнуло в голове. Это была последняя мысль. Свет потух в глазах, вызывая воспоминания.
Маленький мальчик, пытаясь построить замок из мокрого песка, наблюдал, как взрослый дядя, придуряясь, хватается руками за дно и выползает, роя носом песок. Когда голова уткнулась в его замок, он перестал ползти, и опрокинул голову. Волна, накатываясь, подымала голову, пуша волосы и отступая, бросала, прилизывая их в одну сторону. Люди обходили "пьяного придурка", надменно воротя рожу от такой наглости. Малыш, обиженно надувшись, пошел жаловаться маме, что дядя ему мешает на самом важном месте. По фарватеру чинно плыл трехпалубный теплоход, наигрывая на всю округу веселую мелодию. Стая чаек сопровождала его, надеясь на подачки туристов.
XVII.
Дорога, петляя, виляла вдоль заборов и не просыхающих луж. Заборы и решетки, ограждающие различные конторы и мелкие заводы, сияли своей девственной, отродясь не мытой пылью и облезлостью. Проезжающие машины обдавали облаками пыли и мусора, Александр попробовал один раз увернуться и соскочил с дороги, нога по колено увязла в грязи, попыток он больше не предпринимал. Промзона была не рассчитана на пешеходов. Наконец, выйдя из чуда урбанизации, он направился к Волге. Пройдя через небольшой лесок, он подошел к дому с живой изгородью. Спустился по крыльцу и постучал в дверь. Никто не отозвался. Он постучал еще раз и громко спросил:
- Есть кто дома? - Никто не отвечал. Дернул дверь, она оказалась открытой. Внутри дома отсутствовали двери, печка полуразвалилась. Вещей не было. Дом явно был приготовлен под снос. Кучи всякого хлама, свешивающаяся паутина и некоторые характерные приметы жизнедеятельности мимо проходящих людей недвусмысленно говорили: "Здесь давно никто не живет". "Я не мог ошибиться. Но за пару недель такие изменения невозможны. Что бы все это значило? Хотя в любом случае ничего хорошего". Он вышел, закрыв за собой дверь. Затем направился к Хомуту.
- Привет. Тебя уже выпустили?
- Сам видишь, - ответил Александр, входя.
- Давно?
- Только что. Матери даже не позвонил. Сразу к тебе. - Они зашли в комнату. - Я к тебе ненадолго. Завтра хочу съездить к тебе на дачу. Ты не возражаешь?
- Да нет вообще-то, - протянул Хомут с сомненьем. - А может хватит?
- Так ты мне так и не поверил? Даже после всего происшедшего?
- Нет. Но все так сложно. А тебя как выпустили? Полностью или до суда?
- Да я сам не знаю. Ну так как?
- Ну, если хочешь. Заходи завтра. Я тогда сегодня пораньше лягу, - с готовностью произнес Хомут.
- Хорошо. Я пошел, у меня еще дела.
Хомут проводил его до двери, и Александр, сбежав по ступенькам быстрым шагом, не раздумывая, направился к Татьяне. Уже у ее дома позвонил и, узнав, что она ушла к Диме, направился к нему. У него не было телефона и пришлось ехать через весь город. Тот тоже отсутствовал. День близился к концу, и он, устав, направился домой. "Интересно. Вначале сон с Татьяной. Потом та бабуля. Потом кошмар у Хомута. Приключение на кладбище! С этого и надо было начинать. Это единственная вещь, которая была при свидетелях и не во сне. К Славе надо будет как-то подойти. А то действительно нехорошо получилось. Практически обвинили в том, что он упырь и еще хотел чего-то. Этот мужик на Волге - проповедник. Странно. Была ухоженная комната, маленький, но уютный домик. А теперь словно годы - нежилой.