- А чем оно опасное? Сам говоришь, у одного нож нашел, значит с ними заодно. Второй или с ними, или лишнего хотел. К простым людям они не пристают же. Ты .хоть один случай слышал?
- А что это ты их защищаешь? Сам не понимаешь, что ли, что убивать нельзя, даже тех, кто заодно или против.
- Люди на войне убивают. Врач оперирует на сердце, зная, что без него человек еще неизвестно, сколько бы жил, а после него он неизвестно, сутки проживет или нет.
- Но это же совсем другое, - остывая, заметил Александр.
- Может и у них "совсем другое". Не зная, зачем лезть. Первых христиан тоже ловили, пытали, уничтожали. И лишь потом христиане стали - "совсем другое"!
- Ты так говоришь, будто членом у них состоишь, Александр усмехнулся.
- Почему будто? Состою и искренне верю. Эта религия, в отличие от остальных, не призывает к аскетизму. Не запрещает то, что естественно. И не делит людей на царей-помазанников божьих и рабов, которым уготовано царствие небесное. Где-то там, где никто никогда не был, а уйдя, не возвращался. Может, конечно, там так хорошо, что возвращаться не хочется, - он ухмыльнулся. - Только видел ли ты, чтобы опустившийся алкоголик перерастал в великого ученого. А какая-нибудь тупая, как пробка, уборщица превращалась в красавицу-царицу. Много ты знаешь нищих или бедных, которые находятся в непрестанных трудах? Так за что же им царство небесное? Диавол же говорит: "Дано вам жить один раз. Дан вам шанс испытать все радости и печали. К радости надо стремиться и никогда не отказываться, любой отказ уже есть печаль".
- Не всегда же можно получить радость. Иногда, чтобы ее достичь, надо отказываться от множества других.
- Например?
- Например, ученый. Чтобы стать большим ученым, надо учиться, во многом себе отказывать и только потом обретешь славу и моральное удовлетворение.
- Всю жизнь жить, словно в норе. Корпеть над бумажками, не зная счастья в личной жизни. На старости лет получить премию и памятное надгробье? Вот к этому ты и призываешь. И все божки, какие есть. Мужчина хочет женщину, женщина мужчину. Это естественно. Представь, муж сейчас не может, а женщина хочет, но она может получить на стороне. Почему она должна отказываться от этой возможности?
- Ради плотского удовольствия разрушить семейный очаг? - вопросом на вопрос ответил Александр.
- Ты не ответил на вопрос. Что она получит за не испытанное удовольствие? Твердую уверенность перед крышкой гроба, что спала с одним? Не слишком ли слабое утешение?
- Ты думаешь, что сиюминутное удовольствие приносит радость? Скажи мне тогда, почему бы всем женщинам не пойти в проститутки? Каждый день и помногу раз, - ответил Александр.
- Это уже работа. Кусочек шоколада съесть приятно, но съешь два килограмма! Тоже мне, предложил, - возразил Хомут.
- Нет, я только крайность показал. Ты выбрал один кирпич из здания и, показывая на него, говоришь, чем будет больше кирпичей, тем крепче и дольше будет стоять дом. И в чем-то прав. Но если построить дом и устроить на крыше кирпичный склад, то кирпичей будет много, но дом рухнет. Или обложить стены в сто рядов кирпича, дом будет прочен.
Но смогут ли там жить? В вечно сыром и мрачном помещении. Так и в твоем примере удовольствие временное получит, а счастье потеряет. И вместо рая на земле, тобой обещанного, мне кажется, что-то другое приобретет.
- Я спорить с тобой не буду, это бесконечный спор. Скажу только: дети Диавола не имеют отношения к упырям, но не против того, чтобы с ними пообщаться. Это гонимые люди, которые хотят лишь одного, чтобы к ним не лезли. А поскольку к ним постоянно лезут всякие, им приходится защищаться. Вот ты, например. Они тебе хоть что-нибудь плохого сделали? Нет. А ты против них настроен. Ты видел, как убили Иареда Моисеевича? Нет. А уже им приписал. Ты с ним общался ведь?
- Да.
- И как он тебе показался? Опасной личностью?
- Нет, - Александр нахмурился. - Наоборот, очень обаятельным и культурным.
- И оттого, что ты у него нож нашел, твое мнение о нем изменилось?
- Я не думал об этом.
- Вот видишь. Если ты хочешь, я тебя отведу на одну сходку. Так, для начинающих. Но только ты должен дать мне слово, понравится тебе или не понравится, ты об этом никому не расскажешь. У нас система. Кто приводит, тот и отвечает за непосвященного. И мне придется очень тяжело, в случае чего.
- Но что я там буду делать? Проповеди слушать?
- Не совсем. Проповеди, если ты так хочешь выразиться, на первой ступени не читают. Но, впрочем, это твое дело. Ты хотел, я тебе предложил. И не говори об этом никому. Я тебе по-дружески это рассказал, чтобы ты не ходил по ложному следу. И еще. - Олег задумался, смешно прикусив губы. - Ты не подумай, что я тебя пугаю. Но этих людей так преследуют, что у них за болтовню строгое наказание. Ты должен сам понять. Они никого не держат и не заманивают, но, уходя, ты не должен распространяться. Ты был в больнице, так вот их, когда вылавливают, не сажают, как ты сам понимаешь, не за что. А по подобным конторам рассылают. И они вправе защищаться. Каждый имеет право на свою веру. А этот Иаред сам себя прикончил. Раскаялся, должно быть. А тебя из больницы по моей личной просьбе вызволили. Я среди них человек не самый приближенный. Точно все не знаю, но тебе это все сказал, чтобы ты не натворил такого, что общину бы закрыли или тебя кто-нибудь устранил.
- Когда можно будет сходить на ваше "занятие"? - спросил Александр.
- Завтра. В четыре утра.
- А что это у вас там, кто-то бессонницей страдает?
- Нет. Просто время Вельзевула с двенадцати ночи до пяти утра, а начинающие еще не подготовлены и им трудно не бывать дома ночью. А уйти рано утром ни для кого трудности не представляет. Просто даже мысль не шевельнется, что сыновья или дочери идут не по делам мирским в такое время.
- А где это находится?
- Я к тебе зайду в три часа ночи, предупреди своих. Мол, на рыбалку собрались.
- Завтра, это получается сегодня ночью?
- Да. Может тебе в первый раз покажется трудно. Все-таки рано вставать, поэтому ложись вечером пораньше. А то, согласись, странно будет, если ты, впервые придя в новое общество, будешь носом клевать.
- Да клевать я не буду, но выспаться не мешает. - Он посмотрел на часы. - Уже поздно, я пойду.
XXXIII.
Было еще темно, когда они вышли на улицу. Влажный и грязный от недавнего дождя асфальт чавкал под ногами. Тишина и отсутствие посторонних настораживали. Дневная одежда пропускала прохладу. Едва проснувшееся тело пронзали волны холода. Тихие газоны с поникшими кронами деревьев продолжали отдыхать. Свет в окнах давно погас и не оживлялся даже единичными экземплярами. С проспекта они свернули во дворы и долго пробирались сквозь кварталы и неправильно построенные дома.
- Здесь, - произнес Хомут и показал на бетонный забор.
- И как тут? - с сомнением спросил Александр:
- Можно и обойти, там перелезать не надо, но обходить далеко. Я на тебя залезу, потом тебе руку подам.
Хомут с трудом залез на плечи Александру и, свесившись с забора, протянул ему руку. Александр ухватился одной рукой и, резко подтянувшись, повис другой рукой на заборе.
- Ты что? Я чуть не упал! - возмутился Хомут.
Они перелезли через забор и пошли по пустырю вдоль неказистых цехов.
- Куда ты? - удивился Александр. - Там же забор? Снова будем перелезать?
- Все нормально, - ответил тот, не останавливаясь. Посреди пустыря оказался вход в подземный склад, как вначале подумал Александр. Хомут спустился по ступенькам и потянул дверь на себя. По тому, как он это делал, Александр понял, что она тяжелая. За ней оказалась еще одна дверь, но более массивная и по всей вероятности из очень толстого листового металла. Хомут покрутил рычаг в виде руля и медленно открыл дверь, больше, похожую на люк. Они вошли. Хомут закрыл за собой дверь. В помещении было темно, но видно. По бокам стояли многорядные кровати.
- Это что, бомбоубежище? - спросил Александр.
- А ты что думал! Для нас церковь выделят, - усмехнулся Хомут. Они прошли через зал и, открыв еще одну люкообразную дверь, вошли в следующее помещение. Несколько огоньков сухого горючего тускло освещало собравшихся. Когда они вошли -все обернулись.