- А в чем смысл такой религии? Этим можно заниматься и без теоретических разработок. Или вам и не надо смысла?
- Ты только один раз коснулся, а уже пытаешься сделать выводы. Зайди в церковь, посмотри на иконы, и ты сразу будешь знать библию? - Хомут испытывающе посмотрел на Александра. Тому было не до него.
- Ясно, - произнес безразлично Александр, желая прекратить разговор.
XXXV.
Александр проснулся почти сразу. Солнце лишь окрашивало нетерпеливыми лучами небо. Переливаясь всеми оттенками алого цвета, заря пробуждала город. Спать не хотелось. Раскаяние рассеяло остатки сна и полностью завладело мыслями. Он представил ласковый взгляд Татьяны. В душе стало пакостно. "Шило на мыло", - зло подумал Александр. - "Как я теперь ей в глаза смотреть буду? Ну, идиот. Кретино - придуркино. А ведь мог отказаться. Вовсе необязательно было проходить эти "испытания". Она была права. Обманул один раз, обманет и второй. Говорить ей или не говорить? Что меня черт дернул". Он встал и прошел в ванну охладить голову. Процедура не помогла. Одна и та же мысль неотвязно стояла в голове. Город спал, и что-либо придумать для разгона мрачного настроения не представлялось возможным. Александр не выдержал и пошел погулять по утренней прохладе. Свежий воздух в первое мгновение немного ослабил душевное волнение. Но уже спустя полчаса Александр уже не знал, куда себя девать. То ему казалось, что надо пойти к Татьяне и все рассказать, не взирая на то, что еще очень рано. То, наоборот, разрабатывались планы полной тайны. И то и другое лишь обостряло нервы. Не придумав ничего лучшего, он отправился искупаться на уже остывающую Волгу.
XXXVI.
В ночной тиши тихие шаги отдаются в ушах, и таинственный лес наполняется скрытой жизнью. Старые сказки оживают на новый лад, и лукавый леший начинает прятаться за дальними кустами. Приближающаяся осень потрескивает осыпающимися желудями. И ворох рано сплясавших свой последний танец листьев, шурша, проглатывает звуки. Звери уютно спят в своих норах, и лишь ночные птицы продолжают свою работу, изредка громыхая взлетающими крыльями. Ночь, пора влюбленных, и таинственный мрак, созданный скрывать смущение влюбленных, иногда против своей воли скрывает другие дела.
Хомут спешил на тризну. Слух обостряется, когда идешь один и ожидаешь опасности. Откуда-то издали доносился неясный разговор. Где-то плакал ребенок или иная живность. В озере плескалась нагулявшая за лето жир рыба. Хомут вспомнил, как в детстве он с родителями ездил в гости, и они с отцом и дядей пошли на рыбалку ловить сомят. Быстрая горная речка, вытекающая из озера, обдавала холодом. Не по размеру большие болотные сапоги мешали передвигаться. Он уже несколько раз надевал на тройник куски специально испорченного мяса, но быстрое течение сносило наживку, и спиннинг приходилось быстро крутить, срывая ее. Оно или зацеплялось за подводные камни или обрывалось после нескольких забросов. Взрослые улыбались над неумелым рыбаком, но не мешали постигать науку. К концу рыбалки, изрядно намаявшись и ничего не поймав, в отличие от остальных, он немного приуныл, хотя и продолжал уже давно надоевшее дело. И вдруг леска натянулась. Он чуть не выронил удилище из рук от неожиданности. Потом, словно на том конце перестали тянуть, продолжая удерживать наживку, неведомая сила, неожиданно собравшись, с невероятной мощью потянула леску. Он почувствовал, как его ноги, погружаясь в мелкую прибрежную гальку, поползли в воду, оставляя углубляющиеся борозды. Не выпуская удилище и еще не соображая, что происходит, он крикнул отцу:
- Папа! Я рыбу, кажется, поймал!
Когда взрослые подбежали к нему на помощь, вода была выше колен и заливалась в скрученные для удобства сапоги. (При воспоминании о воде холодок пробежал по ногам, словно он вновь погрузился в обжигающий холод). Вдвоем с отцом, а затем и втроем с дядей они стали вытаскивать добычу. Когда из воды показалась огромная, не похожая на рыбу усатая морда, он испугался и на секунду выронил удилище. В последний раз дернувшись, сом перестал сопротивляться. Отец отпустил удилище и, обняв рыбу руками, стал тащить ее на берег. Ноша оказалась на мели тяжелой для одного отца, и дядя, доверив держать удилище Олегу, пошел ему помогать. И когда сома вытащили на берег, он, наконец, понял, что поймал. Пойманное чудовище больше походило на акулу и ростом явно превосходило рыбака. Длинные усы шевелились от движений задыхающейся рыбы, и открывающийся рот надолго отбил у него любовь к плаванию в открытых водоемах. Многочисленные рыбаки сбежались посмотреть на чудо.
- Вот это да! И кому это посчастливилось? - спросил один из рыбаков.
- Ему! - показал на Олега отец. Одиннадцатилетний мальчик и почти кит, лежащий около него, вызвали естественное недоверие.
- Я серьезно, - недоверчиво покосился тот.
- Я тоже, - улыбаясь, ответил отец. - Весь день у него рыба не ловилась, у нас вон в ведра не залазит, и нате вам. Не каждому за всю жизнь такой улов привалит. - Он гордо разлохматил мокрой рукой волосы сына. Ну что, как понесешь добычу? - пошутил он. - Все рассмеялись.
Сом потянул на семьдесят два килограмма. И ели его всей деревней, чтобы не испортился. А его за столь славное дело прозвали китоловом. Не обидно, а с уважением. "А здесь Хомутом кличут", - он хмуро улыбнулся.
Лес кончился и дорожка коротким путем, мимо приземистых деревянных домиков привела в знакомую избу. Посмотрев по сторонам, он вошел в дом. За столом сидел один Авол.
- Садись, - пригласил он Олега. - Ты почему в неурочное время являешься?
- Но вы же говорили всегда можно?
- Всегда можно, когда приглашают, - ответил тот. - И всегда приглашают. Запомни это. - Он пронзил взглядом Хомута и прибавил: - И делай так же. Говори! - приказал он властно.
- Вчера утром привел его на первый сбор. Все прошло как обычно. Оторисса работала с ним наедине. Он, как и все впервые, переживал, когда мы уже ушли.
- Ты уверен в нем?
- Да он свой человек, - несколько приврал Хомут.
- Что с заданием?
- Мы должны были съездить ко мне на дачу, но в связи с похоронами отъезд отложили.
- Он тебе полностью доверяет?
- Да. Я слегка сопротивляюсь его идеям и он думает, что меня надо убеждать.
- Ты посвящен в торы, а количество привлеченных тобой детей Его невелико. Ты привел только первого, да и то не уверен в нем. Не ошибся ли я в тебе? - Его взгляд источал холод.
- Ближайший! Я выполняю твое указание: лучше меньше, чем не точно. Александр нашел у бывшего лотора наш жертвенный кинжал. Лот он прятал в двери. Я привел его в лоно. Круг моих знакомых мал, а сам я слаб. Не требуй от меня спешки.
- Лот надо вернуть в первоисточник! Иди и продолжай свое дело. Я доверяю тебе. Мы должны помочь Отцу нашему. И установить на земле царство его. Ибо даже наши враги знают - оно неотвратимо. - Он указал рукой на дверь.
Хомут молча вышел. Обратно дорога всегда почему-то кончалась быстрей, вот и сейчас он не заметил, как прошел лес и, вышагивая по асфальту, оказался вблизи своего дома. В некоторых окнах еще горел свет. Он не заметил чуть приоткрытого люка, и нога моментально нырнула в колодец. Люк, повернувшись, стал ребром и Хомут, падая, грохнулся ключицей на боковой выступ. В первое мгновенье боли совсем не было, просто стали почему-то двоиться окна в глазах. По-пластунски он отполз от люка. Удивительное дело, вставать ему не хотелось. Шатаясь, через силу он встал. "Электрический разряд" промчался по левой руке и, пройдя через плечо, ударил в голову. Тошнота привалила к горлу, и он узнал, что такое сон на яву. Рука при движениях вызывала боль, волной переходящей в голову. И трудно было понять, что легче переносить, острую боль в ключице или ноющую в голове. Волны боли произвольно перекатывались из головы в руку и обратно. В подъезде он схватился рукой за поручень, попытка окончилась оглушающей парализующей болью, он даже не понял в каком месте. Сознание не выдержало перегрузки и покинуло надоевшее тело. Хомут с грохотом упал на площадку. Вероятно, подумав, что погорячилось, сознание вернулось к нему. Очнувшись, он почувствовал что-то теплое на затылке, словно прикоснулся головой к грелке. Потянувшись рукой, коснулся затылка, рука нащупала мокрые волосы. Он поднес ладонь к глазам и понял, что это кровь. Ему стало дурно. Переждав немного, он встал и поплелся домой. Перед дверью правой рукой попытался достать ключи, ноющая, переходящая в тошноту волна накрыла его. Сопротивляясь, он позвонил в дверь и медленно сполз на коврик для вытирания обуви.