— Не лезь! — Сплёвывая горячую кровь на пол, она со всевозможной ей ненавистью посмотрела на людей, которых уже вряд ли могла назвать родителями. — Отойди от меня.
— Но родная…
— Я сказала пошла вон! — она кинула в старую женщину ведро, крича во весь голос как подбитое животное. — Вы… вы хоть можете себе представить, каково изо дня в день терпеть издёвки в школе?! — голос Сэмы хрипло отдавался в шершавых стенах скрипучего дома, было слышно, как она выдавливает каждое слово. — Серьезная Сэма-серьезная Сэма, — кривляясь дрожащим голосом, она видела, как буквально на глазах бледнеет лицо её матери, — башмаки шьёт — никто замуж не зовёт! — Слёзы злости, которые она более не могла сдерживать лились рекой. — Шить красивую обувь? Увольте! Бедность — вот мой главный враг! И никакие мечты о прекрасном не помогут погасить эту боль! — Уняв сильную дрожь в ногах, она встала и поковыляла к выходу, оставив родителей с глубокой раной в сердце.
Рябь в глазах размыла границы пузатого телевизора, смешав эту старую передачу в единую чёрно-белую кашу, и только тихие щелчки перед ухом позволяли Линде оставаться в бесконтрольном, но с трудом осязаемом ею мирке.
— Алло, земля вызывает Линду. Приём, зайка, приём! — Слегка подвыпившая Куся смотрела на загипнотизированную Линду и щёлкала пальцами перед ухом.
— Чего? — Выйдя из транса, Линда мельком осмотрелась вокруг, глядя то на уставши вздыхающего Финко, то на весёленькую Кусю с бокалом мартини в руках.
— Не знала, что нашу Линдочку привлекает бредятина для малолеток. — Взгляд Куси был направлен на пузатый телевизор, где шел чёрно-белый телесериал с небольшими помехами.
Линда еще раз кинула свой взгляд на телевизор:
— Напомни, Куся, сколько тебе лет?
— Эй, даму о таком не спрашивают! — Она взяла Линду за руку и повела к их столику. — Пойдем же, ну, а то Норн сейчас повесится от скуки.
Глава 3
Вечер. Сутулый гигант в чёрных тонах, которого все обзывают “главным офисом” давяще нависал над Линдой. Сегодня в офисном переулке было особенно мрачно: десятки разбросанных по газону цветов отчаянно бились за жизнь, за своё право на существование с бушующим ветром, который в эту мрачную пятницу разгулялся с новой силой.
— Сегодня они долго, но… вы ведь не оставите меня одну, а? — Линда закончила раньше остальных, и сейчас сидела на их привычном месте — самой крайней от служебного входа лавке, ожидая Кусю и Норна. — Такие хрупкие, но так упорно стоите на своём…, — сказала она с ноткой грусти, смотря на газон с цветами, что росли вдоль всего переулка. — Вы ребята со стержнем, да? Характер у вас есть, я признаю. — Её голос был подавленный, словно обращаясь к кому-то изнутри. — Главное, не забудьте, кто вы и для чего в этом мире, хорошо? Держитесь за своё “Я” до самого конца, ведь… потеряв себя — вы станете не более, чем бездушной оболочкой…, — взгляд Линды в одночасье застыл на бледно-серых подснежниках, лепестки которых отрывал один за одним бушующий ветер, — пустышкой, мечтающей о смерти. — Часть лепестков с диким воем поднялись вверх, кружась в вихре бледно-серого, оранжевого, фиолетового вальса. Подхватив тихо скатившуюся по щеке слезу, меланхоличное празднество цветов было окончено, и яркие, пестрящие красками лепестки улетели вдаль, оставив после себя лишь голые стебли цветов.
Руки и ноги уже дрожали и, словно выйдя из транса, Линда подумала, что сегодня стоило надеть тёплые штаны и куртку, вместо тоненького серого пальто.
— Клянусь, еще пять минут и я сама подымусь на их этаж! Чхать мне будет на правила, я замёрзла!
Только собравшись идти обратно, Линда увидела, как служебная дверь издала характерный скрип, и из неё показались хмурая Куся и Норн, лицо которого было мрачнее обычного.
“Опять что ли свин до Куси докопался” — подумала Линда, предвкушая вечер очередного нытья о том, как он её достал.
— Кусь, чего случилось? — с детским любопытством спросила Линда. — Пошли в подкову, по пути расскажешь, я выслушаю и…
— Прости, Лин, не сегодня. — Куся оборвала её на полуслове, опуская глаза вниз. — Я, пожалуй, пойду домой.
В этот момент удивлению на лице Линды не было предела. Не вовремя нагрянувшая мигрень отдалась сильной болью в висках.
— А что…, — она слегка пошатнулась, но быстро пришла в себя, — что случилось?
— Отец слёг. Второй день не встаёт с кровати, говорит, ноги холодные, болят. И знаешь, — в голосе Куси чувствовались одновременно и печаль, и раздражение, — этот симулянт решил слечь именно тогда, когда я захотела уехать отдохнуть на море! Скоро ведь отпуск, июнь, солнце. Старикан до последнего не хотел пускать меня, и, видимо, у него это вышло. — Она нахмурила брови то ли в обиде, то ли в беспокойстве за отца и недовольно скрестила руки на груди.