— Он забавный, да?
— Ты давно здесь живешь? — спрашиваю я.
Джонсон вытирает полотенцем свою голову.
— Всю жизнь.
— Ты хорошо играешь. Мог бы играть в лиге.
Джонсон смеется, глядя на небо, как будто его мечты затаились там в облаках.
— Я? Не-а. У меня нет покровителя, как у твоего парня. Нет, вся моя жизнь здесь, с моими друзьями, моей семьей.
— Ты мог бы стать богатым. — даже сейчас, когда я говорю это вслух, я понимаю, как глупо это звучит, как снисходительно.
Он изящно отвечает на это.
— Еще не все можно купить за деньги, малышка. У меня есть мои друзья, мои мальчики ... Что еще нужно?
— Мальчики?
Он достает потертый бумажник и показывает фотографию, два ясельного возраста ребенка в кадре.
— Два и четыре.
— Они милые.
— Такие же, как их мама, — отмечает Нейт.
— Да, твоя мама, белый приятель.
Я поднимаю взгляд на многоэтажку.
— Где она, их мама?
Нейт и Джонсон обмениваются взглядами. Я затронула больную тему. Джонсон делает глубокий вдох и выдох.
—Передозировка. Наверное, это и к лучшему.
Нейт протягивает руку через меня и похлопывает его по плечу.
— Мне было жаль услышать об этом, Джей.
Джонсон встает, бросает полотенце обратно на скамью.
— Ничего не поделаешь. Еще увидимся?
Нейт поднимается, и они проводят ритуал странного рукопожатия, который выглядит явно слишком сумасшедшим, чтобы его репетировали.
— Будь собой, ладно?
Джонсон улыбается, его зубы настолько же белые, как и облака над нами.
— Всегда, приятель. Всегда.
— Хороший парень?
Нейт сушит полотенцем свои волосы.
— Джонсон? Да, он честный, ты знаешь — таких парней, как он, не сыскать во всем Мэннинге.
Я бы не хотела рассказывать ему о Лукреции, но ясно, что он видел нас вместе.
— Ты жил здесь?
— Да.
— Как это было?
— Поначалу трудно, но теперь я благодарен за это, знаешь? Вот, это было образование.
— Все эти ребята достойные игроки.
— Большинство из них не будет дальше заниматься этим, когда им стукнет тридцатник. Половина станет гангстерами, а остальные подсядут на наркотики. Как я уже сказал, это не Мэннинг.
— Но ты скучаешь по этому месту, ведь так?
— Да, но мне повезло, что я попал в Мэннинг. Не хочу все испортить.
— Не испортишь, я знаю. Я буду с тобой.
— Думаешь?
Я беру его за руку.
— Я знаю.
— У тебя есть счастливый билетик, да?
— У меня есть мозги.
— Думаешь, у меня нет?
Я сжала его бицепс:
— Похоже, что все в твоих руках, — перемещаю другую руку в промежность, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что за нами не наблюдают. — Или здесь.
Он целует меня, притягивает мое лицо к себе и проталкивает свой язык между моих губ, такой солоноватый и влажный. Я отвечаю на его поцелуй, соски под моей блузкой уже набухают, и у меня внутри все сжимается при мысли о том, как он снова завладеет мной.
Он отстраняется, его дыхание участилось, глаза кажутся немного ярче.
— Ты когда-нибудь ела пончики «хашпаппи»?
Мы едем в полной темноте, я удивлена тому, как вдруг изменилось мое отношение к этому месту. Люди относятся к Нейту, как будто он блудный сын. Они улыбаются, и это не может меня не радовать, я рада знать, что он оставил здесь свой след, пусть и небольшой.
Игра и откровения, которые последовали, - это все заставляет мое тело гореть и изнывать от желания. Я уже влажная. Все, что я действительно хочу сделать, это найти хороший, тихий маленький уголок и сорвать с него одежду.
«Подумать только, неужели я ступила на тропу блудницы?»
Но с меня достаточно того, что я постоянно была на высоте, всегда тщательно прокладывала себе дорожку в жизнь, ничем не рискуя, но и упуская хорошие возможности.
«Кто же он для тебя? Возможность?»
Я не знаю. Может быть, во мне говорит просто инстинкт, материнский инстинкт (Фу). Или мне просто нужен был секс.
Я немного посмеиваюсь в этом шлеме, как хорошо, что Нейт не может видеть меня сейчас, того как я цепляюсь за него. Мы останавливаемся перед рестораном под названием «Душа рабочего».
Нейт помогает мне слезть.
— Добро пожаловать.
— Куда?
— В самую охренительную харчевню, в которой ты когда-либо поешь.
— Не похоже, что они подают икру.
— Ты любишь икру? — он выглядит озадаченным.
— Нееет, — Блин, я идиот. — Просто ... пойдем во внутрь, прежде чем я ляпну еще какую-нибудь глупость.
Он проводит пальцем по моей нижней губе. Я хочу взять его в рот.
— Только если скажешь «пожалуйста».
Я специально вытягиваю губки: "Пожа-а-а-луйста."
Мы вваливаемся, смеясь. Женщина, похожая на «большую мамочку», с подозрение смотрит на нас и практически отталкивает меня в сторону, чтобы задушить Нейта в объятиях. Когда она разделывается с ним, то замечает меня, стоящую неподалеку, и проделывает то же самое уже со мной, от этого натиска мне кажется, будто все мое тело задыхается.
— Бог ты мой, неужели Нейт Комптон вернулся из высшей лиги.
Нейт снимает свою куртку и швыряет ее на стенд, а «Большая мамочка» хватает пару меню. Это место напоминает каток из 70-х. Здесь витает невероятный запах. Словно у кого-то был сердечный приступ.
— Я бы не назвал игру в команде колледжа высшей лигой, но да, там неплохо. А ты, как ты, Мэри?
Мэри? Даже бы не подумала. Она перелистывает меню на другом конце стола, улыбаясь мне.
— Знаешь, то то, то это. Здесь не соскучишься, — я уже почти решаю взять меню, когда она забирает его снова и подмигивает. — Я знаю, что вам, ребята, нужно. Не беспокойтесь. Я сейчас все устрою.
Я сажусь, когда Мэри исчезает на кухне. Нейт выглядит здесь небрежно и так умиротворенно. Все его тело говорит об этом, от его позы до вечной улыбки, которая будто освещает его лицо.
Мне это нравится. Мне нравится эта версия расслабленного Нейта.
— Она кажется милой.
— Она мне как мать. Научила меня готовить.
— Ты умеешь готовить?
— Ну, если считать кукурузную кашу и обугленные бобы пригодной пищей, то конечно.
Я смеюсь.
— А как насчет Старика Вилли?
Этот вопрос кажется Нейту неожиданностью. Я почти вижу, как он напряжено думает.
— Лукреция, — догадывается он. — Она никогда не умела держать язык за зубами. Что она тебе сказала?
— Достаточно. Что ты был сослан сюда после того, как ты ... ну ты знаешь, твой приемный отец. Ты никогда не рассказывал мне об этом.
Я вижу, что он хочет отстраниться от меня. Я тянусь к нему и беру его за руку.
— Я понимаю. Я была тоже частью всей этой системы.
Нейт поднимает свои глаза, и в них можно увидеть шторм, надвигающийся с горизонта.
— Он заслужил это, эта сволочь, подонок. Я не жалею об этом, но Вилли? Вилли был хорошим человеком. Ему пришлось справиться с большим количеством дерьма, в которое я влип.
— Вот и я, ребятки. — Мэри ставит на стол жареные лакомства. — Приятного аппетита.
Я беру то, что выглядит, как жареное во фритюре яичко.
— Это твои пресловутые пончики «хашпапи»?
Нейт выхватывает его из моей руки и кладет себе в рот, с трудом прожевывая.
— Ну да, думаю, так и есть.
На самом деле это все вкуснотище: от макарон с сыром и бамии до жареной курицы. Я могла бы есть это каждый день. И весила бы буквально тонну, но была бы счастлива.
Я смотрю, как Нейт действительно облизывает свои пальцы.
— Что я хочу знать, как вы, когда здесь жили, и все время питались этим, стали, — я упираюсь взглядом на его руки, — такими.
Я откладываю куриную ножку, чувствуя, как масло просачивается сквозь мои поры.
— Расскажи мне больше о Вилли.
— Он был сержантом-инструктором по строевой подготовке в морской пехоте. Когда я говорил, что он надирал мне зад, я не шутил. Он держит хашпаппи. Я съел много таких, но я много отжимался, к тому же, я был каждый день на той спортивной площадке. Единственное место, где я действительно чувствую себя как дома. До сих пор.