Увидев, что Элис постепенно начинает приходить в себя, Мерри сообщила:
— Один из фермеров оставил для вас записку. Разумеется, он адресовал ее не леди Элис, а леди Алисе.
— Сейчас слишком рано, чтобы задумываться о таких пустяках, — пробурчала Элис и зевнула. — Кроме того, если бы фермеры знали, как правильно пишется мое имя, они наверняка стали бы его не правильно произносить. Так что там в записке?
— Что-то о цыплятах.
— В таком случае ее писал Барлоу. Надо будет к нему заехать — это как раз по пути. — Допив кофе, Элис спустила ноги с кровати. — Ну, можешь теперь спокойно идти — я уже больше не засну. Кстати, забери этого дурацкого кота и покорми его.
Хихикнув, Мерри не без труда подхватила на руки гигантского кота с длинной густой шерстью, пестрой от обилия полос и белых пятен. Глядя на его высокомерную морду, трудно было поверить, что когда-то он был маленьким, голодным, несчастным котенком, который неминуемо утонул бы в ручье, если бы его не спасла Элис. С течением времени он твердо усвоил, что принадлежит к существам, которые правят этим миром. Когда Мерри понесла кота из комнаты, он издал хриплое, возмущенное мяуканье.
Элис закрыла лицо руками. Депрессия, вызванная кошмаром, снова брала верх. Вздохнув, она поднялась на ноги, надела старый красный пеньюар и села за туалетный столик. Расчесывая пальцами спутанные волосы, она посмотрела на себя в зеркало.
Хотя ее нельзя было отнести к женщинам, зажигающим в мужчинах страсть, она не была и уродкой. Кожа ее имела более смуглый оттенок, чем у тех женщин, которых принято считать красавицами, но черты лица Элис были правильными. Если бы речь шла о мужчине, такое лицо можно было бы назвать привлекательным. Но для женщины оно слишком крупное. Рост Элис составлял пять футов и девять с половиной дюймов (это не считая каблуков). Мало кто из мужчин, обитавших в поместье Стрикленд, превосходил ее ростом.
Элис начала расчесывать волосы. В прошлом, когда значительное состояние обеспечивало ей повышенный интерес со стороны мужчин, ее густую шевелюру называли каштановой. Но с тех пор, как ей пришлось наняться на службу, чтобы обеспечить себя, оттенок ее волос уже никого не интересовал. Элис считала, что волосы — ее главное украшение. Когда-то она в порыве гнева и отчаяния обрезала их, но теперь волосы отросли и стали еще длиннее, гуще, золотистее, чем раньше.
Расчесав волосы на прямой пробор, Элис заплела их и уложила косы короной. Яркие лучи утреннего солнца позволяли отчетливо разглядеть удивительную особенность ее внешности: правый глаз Элис был серо-зеленый, а левый — карий. Элис никогда не встречала другого человека с глазами разного цвета. Как же это все-таки несправедливо!
Элис горько улыбнулась, тем самым продемонстрировав еще один изъян своей внешности. Взгляд, брошенный в зеркало, напомнил ей, насколько неуместны эти дурацкие ямочки на лице такой верзилы. Они идеально подошли бы золотоволосой куколке Мерри, но у той как назло их не было и в помине. Определенно, жизнь устроена очень несправедливо.
Стоило нахмуриться — ямочки исчезали, и Элис сдвинула брови — темные, резко очерченные. Сойдясь на переносице, они придавали лицу выражение, которое могло отпугнуть кого угодно.
Закончив ритуал, цель которого состояла в том, чтобы убедить самое себя, что не столь уж она уродлива, как казалось в первые минуты после пробуждения от навязчивого кошмара, Элис отвернулась от зеркала. В этот день ей предстояло проследить за посевными работами и, следовательно, щеголять повсюду в штанах, льняной рубашке и сюртуке. Конечно, темные платья маскировали недостатки ее фигуры, однако мужская одежда, которую она вынуждена была время от времени надевать, позволяла весьма наглядно продемонстрировать, что, как и подобает всякой нормальной женщине, она отнюдь не лишена положенных ей от природы округлостей. При ее росте это производило несколько неожиданное впечатление.
Нахлобучив бесформенную черную шляпу, Элис Уэстон, которую в лицо называли леди Элис, а за глаза — Длинная Мег, тридцатилетняя старая дева, весьма преуспевшая в должности управляющего поместьем, известным под названием Стрикленд, вышла на крыльцо.
День оказался еще более утомительным, чем она ожидала. Купленная Элис новая сеялка барахлила — к вящему удовольствию работников, наперебой заявлявших, что «от этой дурацкой штуковины» толку не добьешься. Неплохо разбиравшейся в технике Элис пришлось битый час не вылезать из-под злополучной сеялки, прежде чем машина заработала бесперебойно.
С ног до головы вывалявшаяся в грязи, Элис была настолько занята, что не только не могла позволить себе вернуться домой и переодеться — у нее не хватило времени даже на ленч. Хорошо хоть Мерри прислала ей немного дорсетского сыра, зля и несколько булочек. Элис перекусила, не слезая с лошади, по пути на пастбище — необходимо было узнать, поправились ли ягнята, внезапно захворавшие накануне, К концу дня зубоскалы-работники все же вынуждены были признать, что механическая сеялка — вещь полезная и значительно ускоряет посевные работы. И все-таки машина вызывала у них раздражение. Элис с трудом сдерживалась, чтобы не вспылить. Ей стоило титанических усилий заставить их выполнять указания. Даже теперь, после четырех лет ее работы управляющим, в течение которых, казалось бы, хватало возможностей убедиться, что современные методы ведения сельского хозяйства, которые отстаивала Элис, полностью себя оправдывают и что во всем Дорсете нет более доходного поместья, а в графстве не найдется другого землевладельца или управляющего, который обеспечил бы занятость стольким сельскохозяйственным рабочим, каждая новая ее идея встречалась в штыки.
— Черт бы их всех побрал, — выругалась Элис, поворачивая лошадь к дому.
Солнце зашло, и сразу резко похолодало. Когда Элис вошла в дом, Мерри, чинно сидя в гостиной, вышивала. Мальчики еще не вернулись из школы. Элис приняла ванну и переоделась в синее шерстяное платье. Рассказав воспитаннице о неприятностях с сеялкой, выпила бокал хереса и принялась просматривать почту. Среди других конвертов лежало письмо от хозяина имения, графа Уоргрейва.
Нахмурившись, Элис сорвала печать. Она не привыкла получать письма от графа — по делам имения Элис состояла в переписке с его адвокатом по фамилии Челмсфорд. Ни тот ни другой ее, разумеется, ни разу в глаза не видели — если бы эти джентльмены обнаружили, что имением управляет женщина, Элис наверняка тут же лишилась бы должности.
Старый граф никогда не покидал пределов своего имения в Глостершире, однако его наследник был молод, энергичен и по-хорошему въедлив, потому Элис опасалась, что в один прекрасный день он объявится в Стрикленде. К счастью, он заранее известил управляющего о своем первом и пока единственном визите в имение, и Элис сочла за благо уехать вместе с детьми из Стрикленда, сославшись на болезнь одного из членов семьи и строжайшим образом наказав работникам не проговориться графу о том, что она женщина.
Элис провела неделю на морском побережье, в Лайн-Реджис, а вернувшись в имение, обнаружила, что ее никто не выдал, что вся отчетность самым тщательным образом проверена и что Уоргрейв оставил для нее письмо, где высоко отозвался о ее (а точнее, мистера Уэстона) деятельности, а также предложил на ее рассмотрение несколько весьма толковых идей касательно управления Стриклендом. Ей сразу стало ясно, что, хотя граф большую часть жизни отдал армии, он был человеком неглупым. Если не считать этого посещения, Уоргрейв предоставил ей полную свободу в управлении имением. Для Элис это был идеальный вариант отношений с хозяином.
Теперь, читая письмо молодого графа, она невольно вздохнула, поняв, что все это может рухнуть. Услышав ее вздох, Мерри подняла голову от вышивания: