— Я ничего не вижу.
Она облегченно вздохнула.
— Мы в подвале.
— Я слышу, как идет дождь, — произнес он невнятно.
— Да, — успокаивающим тоном сказала она. — На улице буря.
Холодная, с налипшим песком и грязью рука вдруг коснулась ее руки и провела по ней сверху вниз!
— Пруденс?
— Да, да, это я.
Он запротестовал:
— Нет, ты слишком вежливая Пруденс, ненастоящая, не моя Пруденс?
Она слабо усмехнулась:
— Я здесь, здесь, папаша.
Он наклонился к ней и неразборчиво зашептал:
— Пруденс, здесь бандиты.
— Я знаю, папаша. — Она прикоснулась ладонью к его лбу: — Как вы себя чувствуете?
— Я плыву. А может быть, тону. Вроде бы все хорошо, но мне не нравится.
— Отлично. Запомните это. — Она встала и потянула его за руку: — Можете встать?
Он попытался подняться, но смог только удержаться на коленях.
— Пруденс…
— Да?
— Скажи еще раз «папаша».
Она прыснула:
— Папаша.
— Здесь бандиты, Пруденс.
— Я знаю, папаша.
— Мне надо прилечь. — Он выскользнул из ее объятий и обмяк на полу.
Она подумала, что это не самое плохое решение. Земля была грязная и холодная, но по крайней мере не сырая.
Оставив его лежать, она начала вслепую ощупывать пол и стены и вскоре сделала неутешительно маленький круг. Подвал оказался крошечным, чуть больше гардеробной, но заставленный по большей части банками с помидорами и пастернаками.
Никакой другой двери. Ни одного окна.
Выхода не было.
Она вернулась обратно к Колину. Вытерев руки от пыли, она встала перед ним на колени.
— Повернитесь! — Если он будет лежать на спине, то, в конце концов, не сможет нормально дышать. Он послушно перевернулся, при этом, зацепив ее руки, так что она перевернулась вместе с ним, распластавшись на его груди, лицом к лицу.
Она почувствовала его дыхание, неестественно сладкое из-за опиума.
— О, я чувствую твою грудь, — сказал он, будто продолжал диалог. — У тебя великолепная грудь.
— Э… Спасибо.
— «Спасибо, папаша». Мне нравится, когда ты меня так называешь, — заговорщически промурлыкал он. — Называй меня «папаша».
— Хорошо, папаша. — Интересно, ей нужно стараться, чтобы он бодрствовал, или лучше дать ему проспаться? Она как-то слышала, что если в таком случае человек уснет, то может никогда не проснуться, так что она потрясла его за плечо: — Просыпайтесь, Колин! Просыпайтесь, папаша! Он обхватил ее руками, крепко прижав к себе и уткнувшись носом в ее шею.
— Ты так хорошо пахнешь. Ты всегда хорошо пахнешь. Она уткнулась кулачками в его грудь и попыталась отодвинуться, но он держал ее слишком крепко. Он прижал ее к себе, лицом к лицу. Она почувствовала, как ее пронзил огонь желания. Как не вовремя.
Впрочем, это отличный способ согреться. И к тому же так ей легче будет следить за тем, чтобы он не уснул.
«Браво! Оправдать страсть таким рациональным объяснением! Да, думаю, это вполне уместно!»
Темнота сыграла с ней злую шутку. Она никогда не боялась ее. На самом деле ей даже нравилось, когда темнота укрывала ее от надоедливых глаз и освобождала ее от обязанности носить маску.
А теперь это ощущение свободы смешалось с ощущением опасности, а все вместе здорово стимулировало воображение. Колин с кувалдой в руках, с обнаженным торсом, блестящим от пота в заходящих лучах солнца. Колин, ласкающий ее грудь в ночи. Колин, сейчас лежащий под ней, прижал ее к своей груди, словно высеченной из гранита, его горячее дыхание обжигает ее шею и ухо.
Не в силах остановиться, она начала извиваться на его теле.
— Ммм… — Он обхватил руками ее спину. — Груди…
Она поцеловала его. Его губы были теплые и поначалу немного вялые, хотя мгновением позже он включился в процесс. Она подняла голову, выдохнула.
— Бывало и лучше, папаша.
— Твой рот…
Она потрясла его.
— Так что там с моим ртом?
— Кра… сивый рот.
Она, польщенная, улыбнулась:
— Я могу сделать кое-что… этим ртом.
— Пруденс…
— Да? — Она улыбнулась. — Да, папаша?
— Я слышу дождь.
Пруденс вздохнула:
— Да. Буря в самом разгаре.
Но шторм снаружи не шел ни в какое сравнение со штормом, бушевавшим в ее сердце.
Колин плыл по течению. Над ним шел дождь, но он не чувствовал его. Из неясного видения перед ним возникла Пруденс. Она подняла руки, вздернула подбородок и подставила тело потоку. Дикие капли ударяли по ней, так что она едва могла переводить дыхание. Ужасная сила стихии заставила ее смеяться, задыхаясь.