Выбрать главу

Он покачал головой, удивляясь своим словам даже сейчас.

— Мой отец был очень интересным человеком. Как жаль, что понял я это, когда было уже слишком поздно.

— А что было на этом листке? — Она перешла на шепот, ей было тепло и комфортно в его объятиях.

— Поначалу я просто читал, не судил и не вдумывался в смысл, потом начал понимать, что же я читаю, разложил листки по всей комнате, классифицируя их по фактам, случайным мыслям или отвергнутым теориям. Места в комнате мне не хватило, и я перебрался в зал, запретив слугам мешать мне под страхом смертной казни. Я сортировал, читал и снова сортировал его записи, а потом я начал понимать ход мысли моего отца, то, что он хотел доказать всей этой информацией.

Он, тяжело дыша, уткнулся лицом в ее волосы.

— А потом я увидел, что он ошибался.

Ее руки крепче обняли его.

— Это была драматическая ошибка. Просто он взял немного левее, когда следовало сместиться вправо. А я обнаружил это свежим взглядом. Он бы понял свою ошибку, если бы прожил чуточку дольше.

Он выдохнул.

— Итак, я закончил его работу. Это было не трудно — закончить работу моего отца. Статья вышла под его именем, свое имя я указал только в рукописи. Я послал ее ученым в Бат на изучение. Публикации сопутствовал шумный успех, принц послал мне свои поздравления, и вот я неожиданно стал сэром Колином Ламбертом, ученым рыцарем! — Его голос вдруг осекся. — Что за бред!

Она откинула голову и взглянула на него, заставляя его тоже посмотреть на нее.

— Ты не хотел быть ученым?

Он неожиданно отпрянул назад.

— Дело не в этом. Мой отец всегда ждал этого. А теперь этого ждет весь мир, какой-то блестящей новой работы.

— И ты ждешь этого. — Она покачала головой. — Ты умный, ты увидел его ошибку, но сердце твое не там. Для тебя это рутина, не так ли? Как для меня шитье. Я могу делать это, но я презираю это занятие и потому не могу делать его хорошо.

Он посмотрел на нее, подумав, что работать швеей в сыром подвале дешевого театра не то же самое, что делать открытия в области общественных наук.

Сидеть за столом. Суммировать результаты исследований. Считать, переделывать и снова считать. Опять и опять.

Сам он был уверен, что его последняя работа — никчемный мусор, но он был достаточно умен, чтобы бросить рукопись в зубы этим умникам из университета Бата, словно кость, и тем она понравится, вне всякого сомнения.

— Я презираю это. От одной мысли об этом мне хочется бежать по Пэлл-Мэлл и кричать с пеной у рта. — Его взгляд встретился с ее. — Не знаю, зачем я говорю это.

Она улыбнулась:

— Потому что я приказала тебе говорить только правду.

— А теперь расскажи мне правду и ты.

Она моргнула.

— А я уже все рассказала. Ты все обо мне знаешь.

— Да, о твоем прошлом, но не о твоем будущем. — Он поймал ее взгляд, так просто она не уйдет от ответа. — Ты собираешься исчезнуть, не так ли? Ты и Эван собираетесь исчезнуть навсегда?

Она выдержала его взгляд.

— Через шесть лет Эван вступит в свои законные права. И не будет больше нуждаться во мне. Я не планирую оставаться в Лондоне, или Брайтоне, или в каком-либо еще месте, которое…

— Которое будет напоминать обо мне?

Она вздернула подбородок.

— Ты винишь меня? Хочешь, чтобы я испытывала боль? Или встретила как-нибудь тебя в «Ковент-Гарден» и вновь пережила боль, словно мне нож в сердце всадили? А что будешь делать ты, если увидишь меня на Бонд-Стрит, когда будешь гулять там со своей женой и дочкой? Отвернешься и продолжишь прогулку.

«Да я тогда просто умру. А потом продолжу прогулку».

Она пристально взглянула на него своими красивыми глазами.

— Вот так могло бы быть. Так должно быть. Я должна уехать и начать новую жизнь, если это возможно.

— А что со мной? Я должен буду гадать, что с тобой случилось? И, услышав о пожаре в доме в соседнем графстве, волноваться, что ты сгорела? Или, узнав о кораблекрушении, молить небеса о том, чтобы тебя не было на том судне? И вглядываться в лицо каждой рыжеволосой женщине, перешедшей мне дорогу, до конца своих дней в надежде, что ею окажешься ты?

Она печально улыбнулась:

— Обещаю не гореть и не тонуть. Но цвет волос предпочла бы не менять.

Внезапно он понял, что не сможет играть в эти цивилизованные игры, не сможет позволить ей уйти. Он прижал ее к себе и перекатился с ней по подушке, отчаянно целуя, прижимая ее своим телом, беря ее в плен…

«Я не позволю, чтобы ты ушла. Я не позволю».

Она подчинилась его желанию, не в силах отказать ему. Даже когда его возбужденный член уперся в ее чувствительный бугорок, она только вздрогнула.