Артем Сагакьян
Повешенный
Петр Яхонтович по местным меркам был актер знаменитый. И уважаемый. В своем театре драмы города Староуральска он отслужил, если без чуть-чуть, целых сорок лет. Пережил пять художественных руководителей и две смены занавеса, много кого переиграл, в доказательство чего, у него на полочке дома лежали потрепанные книжки. Чехов, Вампилов, Шекспир, Мольер, Шоу и еще много кто, и все с карандашными пометками на полях. И даже модный на Урале Макдонах был им прочитан, подготовлен и отмечен на будущее. Так что удивить Петра Яхонтовича было непросто, а вот вызвать раздражение легко. И пьеса молодого, свежеиспеченного, только пришедшего в театр драматурга ему сразу не понравилась.
Не понравился и сам драматург, обильно татуированный, носящий красную вызывающую шапочку-презерватив и короткие штаны в облипку, из-под которых торчали тощие, синие, по причине ранних заморозков, какие-то цыплячьи щиколотки. Это еще по началу они были синие, а через пятнадцать минут, проведенных драматургом в помещении, стали цвета вареного рака. Петр Яхонтович смотрел на эти щиколотки и размышлял о том, что ничего путного у него с этим членистоногим и самоуверенным драматургом не получится. Ни при каких обстоятельствах. Предчувствия, как показала дальнейшая совместная читка пьесы, его не подвели.
Первая встреча драматурга с труппой театра проходила в кабинете у худрука, тоже вполне еще молодого и тоже совсем нового человека – всего полгода в театре. Худрук курил странную бездымную сигарету, от которой пахло жженой пластмассой, и, вяло перекатывая слова, говорил о вливании молодой крови. Драматург же несолидно шмыгал сопливым, растекшимся в тепле носом и тоже вроде как курил – прикладывался к странному агрегату, периодически выдыхая сладковатый дым. Дым шел клубами, и Петр Яхонтович, у которого диагностировали пять лет назад астму, задыхался несмотря на то, что сидел в самом дальнем углу кабинета. Еще его с утра мучила изжога и тупая боль в боку.
Действие грядущей пьесы проходило в квартире предполагаемого героя Петра Яхонтовича. По задумке автора, на день рождение полковника в отставке и орденоносца, прибывают с разных концов страны его дети, но в духе современной пьесы счастливых посиделок в итоге не получается, потому как дети, каждый к слову тот еще мерзавец и циник, стараются склонить героя Петра Яхонтовича написать завещание именно в его пользу. Этакая большая трагедия из бытовых мелочей. Дочь, старая дева и местная училка, мечтает выбраться из-под вороха домашних заданий и уехать в Канаду, где собирается выйти замуж по любви, чудом случившейся по интернет-переписке. Приезжает и предполагаемый жених – рыхлый, скользкий канадец – для знакомства и на гарантированный секс. Далее, если по персонажам имеется средний сын в окружении хамоватых подростков детей и стервы-невестки – ему деньги нужны позарез, ибо домик на шести сотках сам себя не достроит. Младшему сыну, (о, ужас!), гомосексуалисту, срочно нужны деньги на операцию по смене пола. Трется он в квартире не один, а с любовником. Вся эта шумная масса персонажей, бодро заявляющая о своих мечтаниях и правах, старается заручиться поддержкой героя Петра Яхонтовича и постоянно собачится между собой. При первом рассмотрении, так себе комедия положений на современный лад, нафталиновый дух которой щедро сдобрен обнаженкой, матом и визгливыми криками. В лучших традициях современной драмы, короче говоря.
Пьеса, в начале которой герой Петра Яхонтовича предстает, вызывающим если не жалость, то сочувствие, военным пенсионером, несет героев к непременно трагическому финалу. А как без этого? В итоге – стерва-невестка уводит толстого канадца из-под носа старшей дочери и, бросив семью, сваливает в далекую Канаду, сам коварный канадец, люто критикующий Россию и русских, умудряется таки зародить свое вражеское семя в прямом смысле в тесный учительский мирок, средний сын предсказуемо уходит в запой, дочь рыдает в подушку, внуки-подростки попадают в полицию с оппозиционного митинга, младший же сын, тот, который то ли гей, то ли трансгендер – в этом Петр Яхонтович не особо разобрался и не сильно-то и хотел, за неимением средств ложится под нож подпольного хирурга, но что-то идет не так, «это вы его убили» кричит в сердцах пожухлый его любовник герою Петра Яхонтовича. Короче говоря, не пьеса, а полный и кромешный ад.
Герой Петра Яхонтовича, в итоге осознав, что это именно он «лишний человек» и именно его система воспитания, (тут надо думать была аллюзию на старорежимный, советский опыт – «травмирующий», как заявил худрук), сформировала таких моральных уродов, по личному мнению Петра Яхонтовича, а по мнению худрука – «жертв», кончает с собой. При этом, герой Петра Яхонтовича пытается повеситься начиная со второго акта, но его постоянно кто-то или что-то отвлекает. (тьфу, водевиль какой-то!) И только тогда, когда герой наконец осознает, что это именно он довел своих детей до такого состояния, вешается осознанно и окончательно.