– Опустим некоторые формальности, – сталь в голосе мужчины пронзительным звоном отразилась от натянутых нервов Уильяма, а губы искривились в едкой ухмылке. – Алан Маккензи.
Короткая улыбка яркой вспышкой воспоминаний мазнула запахом виски и коньяка. Уильям ни секунды не сомневался в том, что он знает сидящего перед ним человека, но образ все время смазывался, растворялся в памяти лёгким туманом и утекал сквозь беспомощно сжимающие воздух пальцы. Светлые выцветшие волосы, бесцветные полупрозрачные глаза и острые черты лица, разрезавшие каждым движением тугую пелену окутавшего кафе воздуха. Массивный перстень на пальце приветливо сверкнул солнечным зайчиком, отчего Уильям на мгновение зажмурился, а заинтересованно вскинутые стрелки бровей не оставляли Уиллу ни малейшего сомнения.
Натаниэль Кёниг не был плодом воспалённого бессонными больничными ночами сознания Уильяма, как и их маленькая партия в баре.
Возможно Уильям смотрел на мужчину слишком долго. Дольше, чем это было положено правилами приличий, но никто его не останавливал, не делал замечаний и даже не отвешивал хлёсткий подзатыльник за неподобающее поведение в общественном месте. От мысли о тяжёлой отцовской руке Уилл даже немного поёжился, но не прекратил изучать своего нового знакомого с присущей только врачам пристальностью и скрупулёзностью, замечая каждую на первый взгляд незначительную деталь и пытаясь достроить образ человека перед ним из разрозненных осколков мозаики.
– Так вы… – осторожно начал Уильям, заглядывая в глаза Алану.
– Закажи себе что-нибудь, – не отрываясь от газеты, резко оборвал его Маккензи. – Выглядишь ты, прямо скажем, не слишком хорошо, – Алан бросил на Уилла короткий взгляд и вернулся к чтению газеты. – Мне ненужно, чтобы ты отпугивал всех своим видом. Предпочитаю, чтобы мои люди были здоровыми и внушали партнёрам доверие.
Уильям поморщился, подумав, что ему померещились слова Алана.
– Простите, возможно мне послышалось, – Белл постарался вложить в свой голос всю возможную мягкость и учтивость, с какой он обычно обращался к наиболее проблемным пациентам, – ваши люди?
– Разумеется, – тоном, не подразумевающим противоположного мнения, ответил Алан и перелистнул газеты, хрустнув ею и громко пошуршав. – Я здесь по одному важному делу, в котором мне нужна твоя помощь, Уильям Белл.
Что-то с громким звоном разбилось со стороны барной стойки, и Уилл подскочил на месте, тут же заозиравшись по сторонам. Сердце быстрее забилось в груди, а воздух застрял в горле, отчего Уильям тут же зашёлся тяжёлым надрывным кашлем, под мягким и бархатистый смех Алана. Маккензи смеялся так, словно Уильям был маленьким ребёнком, впервые познакомившимся с чем-то опасным и пугающим: по-отечески, слегка насмешливо и негромко.
– Вы находите меня смешным? – совладав со своим голосом, поинтересовался Уилл.
– Я нахожу тебя интересным, – пожал плечами Алан.
Уильям бросил на мужчину хмурый взгляд и рассеянно зашарил по карманам в поисках помятой полупустой пачки сигарет, припасённой юным врачом на случай ситуаций, в которой у него начнут сдавать нервы.
И такая ситуация происходила с ним прямо сейчас.
Пачка была найдена довольно быстро, но к неудовольствию Уильяма она оказалась пустой, а с ее желтоватого дна на Уильяма с грустью смотрели несколько крошек табака. Из груди Уилла вырвался вздох отчаяния: последняя надежда угасала внутри него так же, как обычно угасал маленький огонёк на кончике сигареты.
– Веселей, Уилл, – страница с хрустом перевернулась, а Алан дёрнул уголком губ в подобии улыбки. – Тебе не идёт это хмурое выражение. Улыбнись!
– Вы не можете просто заставить людей делать то, что вам хочется, – тон голоса Уильяма неожиданно стал серым и бесстрастным, а из взгляда исчезли любые эмоции, кроме молчаливо тлеющей глубоко внутри ярости.
– Конечно могу! Поэтому ты здесь!
Газета надломленно хрустнула и сложилась пополам на краешке стола, отрывая от себя взгляд Маккензи. Весь внешний вид Алана так и кричал детской непосредственной обидой. Серые глаза наполнились молчаливым укором, а губы сжались в тонкую обескровленную полоску, сквозь которую можно было легко почувствовать все рвущееся изнутри мужчины негодование. Выражение лица Алана в одно мгновение стало болезненным и надломленным, словно Уильям задел что-то глубоко личное и скрытое от посторонних глаз, но уже через мгновение оно вновь сменилось холодной маской отстранённости и лёгкой надменности.