— А с сестрой что? К матушке в смоленское имение отправил?
— Вроде, как Анечку он с собой в Москву забрал. А там кто ж его знает. Ну…? — выжидающе уставился на меня Турубанов — Как тебе такая новость?!
— Глава рода Стоцких теперь мой брат, ему и решать — равнодушно пожал я плечами — Но как по мне, шаг с продажей дома вполне разумный. От семейных долгов он избавился, а в Москве купит дом поскромнее и начнет новую жизнь. Там их никто с Аней не знает, будут жить спокойно. И до родового имения из Москвы гораздо ближе добираться, чем из Петрополя.
— Павел, я просто тебе удивляюсь! — возмутился майор — Неужели не обидно семейного особняка лишиться?
— Нет, не обидно. В денежных делах Сергей явно разбирается лучше меня, он бережлив и предприимчив. А долги нужно всегда отдавать.
— Подумаешь, эка невидаль — долги…! — Илья Сергеевич недовольно махнул рукой — Покажи мне хоть одного дворянина и офицера, у которого нет долгов или судебных тяжб? Так все сейчас живут. Может, ты забыл, Павел, но в Комиссии даже отдельные чиновники были, который разбирались с долгами арестованных заговорщиков. Судебные тяжбы и заложенные имения есть у многих. Это же в порядке вещей! Вон, у некоторых дворян вообще дело дошло до банкротства и дворянской опеки.
Вот вроде взрослый мужчина, семьянин, офицер, а все туда же. Ну, разве в порядке вещей — жить не по средствам? И как это согласуется с дворянской честью? Как можно спокойно спать, зная что должен всем вокруг — и банку, и знакомым, и друзьям, и лавочникам… И главное — ради чего все? Чтобы просто пустить пыль в глаза окружающим? Чтобы выглядеть не хуже остальных? Нет, не понять мне этих дворянских понтов.
Чтобы не проколоться со своим плебейскими суждениями, спешу сменить тему.
— А что вообще в Петрополе слышно? Какие настроения в обществе?
— Общество до сих пор гудит. Императора восхваляют за то, что проявил к вам христианское милосердие и заменил казнь на каторгу. Кто-то говорит, что вы написали прошение, в котором умоляли его сохранить вам жизнь, кто-то уверяет, что наоборот, отказались. Слухи разные.
— А нет слухов о том, какой позорный спектакль устроил царь с нашим расстрелом?!
Турубанов поморщился на мое непочтительное высказывание о Николае, но нехотя признал.
— И об этом говорят. Но шепотом. Общество сейчас больше другим озабочено — несколько жен заговорщиков подали прошение на имя государя, чтобы им разрешили последовать за супругами на каторгу. Император пока не ответил, но говорят, сильно недоволен их поступком.
Как всегда высшее общество интересуется лишь само собой.
— А какова будет участь рядовых солдат, участвовавших в заговоре?
— Высекут шомполами, пропустив через строй. А тем, кому посчастливится выжить после столь мягкого наказания, придется потом в кандалах пешком идти на каторгу до Нерчинска. Может, половина из них и дойдет. Хотя вряд ли.
— Слава доброму государю! — не удержался я от сарказма.
— Ну, а ты как хотел?! Во Франции всех вообще ждал бы расстрел или гильотина!
— Да, но во Франции у нас были бы адвокаты, обвинители и цивилизованный, открытый суд. А не тайное судилище по указке царя, с вынесением приговора о четвертовании.
Майору мои крамольные речи не понравились, и теперь он сам уже сменил опасную тему, переходя на более официальный тон.
— У вас есть жалобы на содержание? Или может, на грубость надзирателей?
— Нет, никаких жалоб. Тюремные надзиратели ведут себя в полном соответствии со своими должностными инструкциями — усмехнулся я В разговоры не вступают, до оскорблений не опускаются. Но я хотел бы вам, Илья Сергеевич, напомнить о своей просьбе насчет совместных прогулок с Петром Южинским. Знаете, здесь страшно не хватает человеческого общения. И еще я очень беспокоюсь о его душевном состоянии.
— С вашим другом все хорошо! — пренебрежительно махнул рукой Турубанов — Не далее, как перед отъездом в столицу, я справлялся у своих подчиненных о его самочувствии. Со здоровьем у него все в полном порядке. Хотя настроение, конечно, невеселое, Петр хандрит.
— Тем более мне хотелось бы поддержать его.
— Я подумаю, но ничего не обещаю.
Тут я вспомнил о еще одном деле, которое меня занимало все последние дни.
— Илья Сергеевич, а ответьте, пожалуйста: мой сосед в следующей камере — это тоже кто-то из наших?
Я слышал, как кто-то поет в правом каземате. И неплохо так. Слов не расслышать, но тенор был неплох, мелодия тоже присутствовала. Что-то народное, тягучее…
— …Нет — голос Турубанова внезапно похолодел, и майор весь как-то подобрался, словно я спросил у него что-то секретное — Этот безымянный узник находится здесь уже несколько лет. И к вашей братии заговорщиков он не имеет ровно никакого отношения.