Во-первых, завтра нужно сдать загранпаспорт в канцелярию губернатора. Во-вторых, срочно легализовать нашего гуркха. Рама уже пошел на поправку и даже начал понемногу ходить. С девчонками я его познакомил, и, кажется они ему понравились. По крайней мере, обе дочери бегло говорят по-английски и могут с ним общаться, а это уже немало для человека, оказавшегося в чужой стране. Они его еще и русскому потом обучат, или я не знаю своих дочерей!
Ну, и в-третьих, нужно сбыть драгоценности, изъятые у бандитов. Деньги тают, пора пополнить семейный бюджет. К приличному ювелиру соваться стремно, стоит поискать какого-нибудь местного жучилу, готового выложить деньги, не задавая лишних вопросов. Пара мыслей на этот счет у меня есть, но пока не ввяжешься, не поймешь, как это лучше провернуть…
Глава 19
— … Ваше Императорское Величество, светлейший князь Лопухин дожидается в приемной вашей аудиенции.
Николай I поставил резолюцию на прочитанном документе, убрал его в бювар и поднял глаза на флигель-адъютанта.
— Зови. Не стоит мучить пожилого человека долгим ожиданием.
Пока Петр Васильевич старческой, шаркающей походкой заходил в кабинет, а потом долго раскланивался с императором, тот успел взять папку, лежащую на краю стола, и пробежать глазами докладную записку светлейшего князя, чтобы освежить в памяти ее основные пункты. Не сказать, что у Николая предложения председателя Государственного совета вызывали резкое отторжение. Нет. Но… они несколько противоречили первоначальным планам царя. А планы, тем более хорошо обдуманные, он менять не любил.
Пригласив Лопухина сесть в кресло рядом со своим рабочим столом, император первым начал непростой разговор
— Петр Васильевич, прочел я вашу записку и, сказать честно, нахожусь сейчас в некотором недоумении. Объясните мне: неужели это так важно, чтобы на коронации присутствовало как можно больше наших подданных из числа русских людей и других коренных народов империи? К чему нам соблюдать излишне строгие пропорции в их представительстве?
Пожилой сановник тяжело вздохнул и полез в карман своего камзола. Вытащил оттуда сложенный вчетверо лист дешевой серой бумаги, разгладил его на колене, удрученно покачал головой, глядя на крупные буквы текста, и с поклоном передал царю.
— Простите, государь, но думаю, вы и сами уже видели такие возмутительные листы — ими сейчас обе столицы наводнены, они чуть ли не в каждом кабаке найдутся. Наверное, Александр Христофорович уже докладывал вам о них.
Николай вчитался в текст, и брови его полезли на лоб от удивления:
'Указ царя Алексея Михайловича от 18 мая 1661 года о том, как относиться на Святой Руси ко всякого рода «блядским детищам»:
'Учали на Москву и во всякие наши царя и великого князя град многие еретики и разные немецкие люди приходити и стали просить они нашея царския службы и мы, государь и великий князь всея России, собрали мы наши архиепископы, епископы, архимандриты и иереи на думу и положили мы о том с думными людьми их блядских детищ, еретиков и всяких немцев на воеводства не посылать и к воеводствам не определять, а быть им блядским детищам только в Москве и записыватися им по черной сотне, а в службу нашу царскую поступать ворам в ратную, и то по нужде.
Дан в Москве, лета от Р.Х. 1661 мая в 18 день. На подлинном печать стоит царская. Указ печатан церковною печатью с оговоркою «Дать только кому надлежит ведать и без нужды хранить в тайне».
— Позвольте, но это же откровенная фальшивка⁈
— Ох, если бы, Ваше Величество… Я ведь этот старинный Указ собственноручно доставил вашему покойному батюшке из Московского архива. Так что в его подлинности можно даже не сомневаться. Уж не знаю, чем руководствовался покойный император — подозреваю, что без вашей матушки дело там не обошлось — но на следующий день он велел составить тайный циркуляр, и разослать его по всем губернским архивам с приказом уничтожить имеющиеся там копии сего Указа. И скажу, как на исповеди, лучше бы Павел Петрович этого не делал! — Лопухин перекрестился, снова тяжело вздохнул и, помолчав, добавил — Об этом древнем Указе уже толком и не помнил никто, а тут вдруг такая ажиотация случилась, что всякий ушлый писарь из архива бросился снимать с него копию в надежде заработать копейку. И чтобы повеселить знакомых господ.
— Ну, так с этих событий тоже уже больше четверти века прошло! — воскликнул Николай, брезгливо откидывая в сторону мятый лист — Кому вдруг пришло в голову ворошить старое?
— Значит, кому-то пришло, раз не пожалели денег на бумагу и на типографию. А настроения такие в обществе есть — это глупо отрицать. И дворяне, и купечество недовольны тем, что немцы нынче снова на первых ролях.
— Да, ведь немцы-то эти сплошь из Эстляндской, Лифляндской, да Курляндской губерний! И они теперь такие же наши подданные, как и остальные народы! А что иностранцы на службу к нам поступают, так где же взять в империи потребное ей количество офицеров, учителей и просто образованных чиновников? Что-то наши дворяне нынче не шибко спешат служить в армии или в канцеляриях, все предпочитают бездельничать в своих поместьях. И ладно бы сами там делом занимались промеж балов, да охот, так нет! Они же первые этих немцев к себе в управляющие и зовут! По-хорошему, надо бы отменить Указ о дворянских вольностях, да, заставить всех их служить, но ведь взбунтуются же!
— Взбунтуются… — вздохнув, согласился Лопухин — распустились мелкопоместные дворяне, забыли уже, чьей милостью их отцы и деды в люди выбились, и из чьих рук они землю с крестьянами получили. Нет, я-то и сам, государь, понимаю, что без образованных немцев нам никуда, но подите объясните это народу! А после коронации у них новые обиды начнутся: окружил, мол, себя царь-батюшка иноземцами, исконно русскому человеку наверх теперь и не пробиться. Да, и купцы, на них глядя, ропщут…
— Глупости все это! На высших постах у нас и русских людей более, чем достаточно. И в сенаторах их и вовсе большинство.
— Так-то оно так, Николай Павлович… но бумажка эта гнусная уж больно на благодатную почву упала. А дальше народ сам таких сказок себе напридумывал, что у меня на голове последние волосы от ужаса дыбом встают!
— Объяснитесь, Петр Васильевич…? — Николай удивленно посмотрел на смущенного князя
— Да, такое и произнести невозможно! — старик расстроенно покачал головой — Но ведь и промолчать тоже не могу. Уповаю лишь на ваше императорское снисхождение к моим сединам и преклонным годам, отданным службе на благо империи.
— Обещаю не гневаться, князь, что бы сейчас от вас не услышал. Ну…? — нетерпеливо поторопил царь Лопухина.
— Будь по-вашему, государь, но вы уж и, правда, не гневайтесь на гонца, принесшего дурные вести. После этой бумажонки по столице тут же поползли нелепейшие, гнуснейшие слухи, что наша вдовствующая императрица Мария Федоровна — дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни — самолично отравила покойного императора Александра Павловича, чтобы расчистить путь к трону, любимому из своих сыновей. Мол, наш покойный царь-батюшка хотел немчуру крепко прижать и указ уже подготовил, но тут вдовствующая императрица прознала о том и люто воспротивилась. А от немки всего можно ожидать.
— Экая несусветная дурость!!! — Николай вскочил из-за стола и взволнованно забегал по кабинету, разворачиваясь на каблуках то у окна, то у дверей — Да, какому малахольному идиоту такой бред в голову мог прийти?!! Какая черная неблагодарность! И это после того, сколько благодеяний матушка сделала для простого русского народа.
— Простите, Ваше Императорское Величество, старика за дурные новости! — Лопухин вслед за царем с трудом поднялся с кресла, тяжело опираясь на трость. Виновато склонил голову — Но этот непотребный слух разнесся по столице, как огонь по степи, и я не мог более молчать. А осенью, после Нижегородской ярмарки, боюсь, он и по всей империи расползется.
— Мерзавцы неблагодарные…!