Дядю Ваню отрадновцы отличали по шляпе — в тридцать лет он начал лысеть. А отца моего по берестяным лаптям, носил на хуторе под «миской», в доме, в парнике и под «миской» посёлка, лето не снимал. Оригиналом в этом не был, Хизатуллин-старший, отец Салавата, владелец ресторана «Эх, тачанка!» первым подал пример. Интерьер ресторана он оформил в этническом стиле, весь персонал кухни и официанты носили лапти, на входе посетителей встречал метрдотель в лаптях же.
Ученики встали из-за станков в почтительном приветствии. Отец и им поклонился. Вспомнив, видимо, что в мастерской должен быть и учитель, поспешил поклониться и ему. Получилось — «танку»: Маргарита Астафьевна за секунду до этого исчезла в нём, вязание подальше прятала.
Я видел, в замешательстве от своей неловкости отец теребил пальцами мочку уха, а это у него — от сильного недовольства или волнения. Без сомнений, что-то Катька нахимичила, и протокол составили на сумму приличную. А у него на ферме дела не ладились: оптовики заключали все меньше и меньше контрактов, оставались неоплаченными банковские кредиты. Моих актёрских «заработных плат» поправить положение не хватало. Вот купит парубка, стану и купцом, впятеро больше начну зарабатывать.
Директор оставил отца и поспешил к кафедре. Встал на приступок у основания трибуны, должно быть, сделанной для удобства техничкам бронзу герба Российской Федерации протирать и полировать. Вытянулся, став на носки, — даже с высоты своего роста он не мог видеть кто внутри. И… лицом зарылся в причёску Маргариты Астафьевны, взбежавшей по ступенькам. Зоологичка от неожиданности присела, пропала в «танке» и снова объявилась, отстраняясь назад от застывшего в испуге директора.
— З-здравствуйте.
— З-здрасте, — смутился Дядя Ваня, и всё же, подпрыгнув, заглянул внутрь кафедры. — Смотрите футбол?
— Я… в-выключила телевизор.
— Вы подменяете учителя изобразительных искусств? Он же здоров, — опустился директор с носков.
— Н-нет… учителя пения. Вы меня растрепали, — поправляла зоологичка причёску.
— Извиняюсь. Вадим Аграфенович репетирует с хором ветеранов стройки. Неделю не будет. А ключей от класса пения, как водится, не оставил. За орган боится.
Директор вернулся к отцу, и сзади за плечи выдвинул его вперёд.
— Дети, мы с господином Куртом пришли спросить, понравились ли вам помидоры и огурцы? Папа Франца выращивает и поставляет эти овощи к школьному столу.
Тут же не замедлило: «Вкусные», «Побольше бы», «Ещё хотим».
— Поблагодарите господина Курта, — призвал директор учеников, приглашая отца на выход.
Ещё громче и с большим энтузиазмом, от класса зазвучало: «Побольше бы бОльших», «И капусты надо бы», «Всё съедим».
Директор и отец вышли из мастерской.
Я встал и подошёл к стеллажу с полной уверенностью в том, что мой бегемот стараниями Плохиша перекочевал с верхней полки на среднюю. Так и есть. Лежит рядышком с кашалотом. Но что это?! Бегемот лишился ушей, глаз и хвоста! Теперь больше походило на кашалота! Только вода с кругами и выдавала, что моё это творение. Причём, расходились круги теперь не у пасти, а от всего туловища. И не пасть вовсе это уже: наведённая по пластилину стеком канавка горизонтальная смазана, её заменила — проделанная определённо чьим-то ногтем — вертикальная бороздка. В довершение всего, начертанное мной по воде «БЕГЕМОТ В ПРУДУ.» тоже смазано и заменено на:
ЛЮБИМЕЦ ДАМЫ
Поборов оторопь, я лихорадочно искал тигра Батыя, которого Плохиш намеревался поправить. Нашёл на верхней полке в кругу жирафа и скунсов. «Червяк» оставался всё тем же «полосатым червяком с ногами».
Что-то подкатило к кадыку, в прокушенной губе запульсировала кровь и с прежней силой заболело в паху.
Класс замер.
— Франц, ты хочешь рассказать о бегемоте? — неуверенно спросила Маргарита Астафьевна, подивившись моей инициативе. — Только не больше пяти минут. У нас тут есть не менее интересные млекопитающие: жираф, черепаха, медведь. Жаль носорога никто не вылепил. С него бы начали — потому, как тема тоже пропущена.