Звонила напомнить, прапорщик обещался занести «валюту» — чтоб муж в нычке не обнаружил недостачи.
____________________
Хизатуллин нашёл в архиве файл с прощальной записью-ком майора Франца Курта. Покидая космодром «Звезды», друг сбросил ему на комлог это письмо, сопроводил паролем доступа и попросил прочесть текст только в случае плохих о нём вестей.
Открыл и перечёл, в который уже раз.
Заканчивая учёбу в военном училище, я скучал по дому. Дневаля по роте, ночью садился за компьютер, распаковывал архив и запускал «авишки». Первыми всегда просматривал те, что с «Оградой». Гигантская конструкция из сот-генераторов держалась на плаву в трёх километрах от берега, стеной огибала и замыкала прибрежную акваторию острова. По замыслу создателей должна была преобразить Новую Землю в житницу России. Сооружение не только грандиозное, но и красивое. В шторм засмотришься. Стена, чтобы не быть разрушенной, опускается под воду — попросту тонет. Утонет — только свет из-под воды пробивается. А кончится ненастье, всплывёт, растёт ввысь вся бело-голубая от пара и разрядных искр. Шум от сот-генераторов приближается и усиливается… и тебя обдаёт тёплым воздухом. А когда солнце тихим вечером и в штиль садится — это же восторг, ни с чем несравнимо! Диск светила закатывается краем за чёрную на фоне закатного багрянца ленту стены, один за другим через мембраны в сотах с неисправными кулерами возникают красные лучи. Солнце — ниже-ниже, и лучи — льнут к воде, стелятся по глади. И выстреливают в тебя!
Океан, побережье, горы, лес, дома… Дома — под куполами, как будто накрыты огромными мисками цвета и прозрачности молочной сыворотки, с сеткой чёрного горошка. Так воспринимается с высоты птичьего полёта полусфера купола-ПпТ с силовым полем профессора Толкина. «Мисками» те купола и прозвали. Три их группы укрывают посёлки Отрадное, Мирный и Быково, где проживают первые строители стены. Вокруг по склонам гор хутора под — малыми «мисками», с их появлением «Ограду» называли уже «Колизеем».
Вот тень от летящего вертолёта (я управляю машиной, я же и снимаю на видеокамеру) прочертила по куполу одного из хуторов, этот — дом моего отца. Под «миской» тепло и уютно — что летом, что зимой. Загорай вволю, купайся в бассейне. Впрочем, чуть ли не треть года и за её приделами не замёрзнешь: не возведённая до конца в высоту и местами разобранная стена — Колизей — все же функционировала. Противостояла натиску на остров океанским штормам, ветрам и стуже. Если и не случилось стать заполярной житницей, Новая Земля со временем преобразилась в знатное курортное место — сюда теперь, как в Крым когда-то, наезжали отпускники и люди праздные. У нас в Отрадном, Мироном и Быково осенью ягоды всякой, морошки особенно, только в лес зайди; чистым воздухом подышать — и в горы не надо; побегать трусцой — далеко не ходить. Чем не курорт? Но не построили здесь, как на юге острова, отелей и кемпингов: недолюбливали, как я понял с малых ещё лет, «новые бизнесмены» Новой Земли строителей Ограды. Признаться, и зачинателей преображения её в Колизей. Но больше потому, что, потеряв в экономический кризис работу, не ехали те в города прислуживать в отелях и ресторанах. Содержали фермы, собирали ягоды, грибы, ловили рыбу и охотились.
В кадре «авишки» юноша демонстрирует оформление куртки и джинсов — это я, Франц Геннадьевич Курт в шестнадцать лет. Джинсы примечательны: на коленках брючин вышиты гладью боевые вертолёты, тогда в юности ими грезил, мечтал стать военным лётчиком-пилотом. А вышила «аллигаторов» сестра Катька — на коленках поприколу («А оригинально так, я так вижу»).
Я высок и крепко сложен не по годам. Может быть, потому, что любил полазить по горам, побегать по мелководью в отлив, заплыть далеко от берега — летом; стать на лыжи, искупаться в проруби — зимой. У меня чуть скуластое лицо, высокий лоб, крепкий с ямочкой подбородок. Нос — греческого профиля, но излишне крупноватый. Уши — небольшие, правильной формы, как с рисунка в учебнике анатомии. С первым ничего поделать не мог, а вот уши наполовину скрывал зачёсанными назад и забранными в косичку волосами цвета соломы. Не нравился мне цвет глаз и бугристо выступающий на шее кадык, хотя именно последний признак моего возмужания за каникулы выделили одноклассницы. Это в девятом классе, в восьмом они моё прозвище Истребитель заменили на Покрышкин. Полагал, по аналогии Истребитель — герой ВОВ лётчик-истребитель Покрышкин. Оказалось, у старшеклассника из быковской школы было прозвище Истребитель, требовал от меня замены, в тёрках до кровавых драк доходило. Но придумали мне новое прозвище девчонки совсем из других соображений. Я не уточнял из каких-таких — сам догадался. С конца учёбы в седьмом уже классе физкультуру в бассейне я сачковал. После каникул на первом уроке физры в бассейне выходил из воды, мальчишки, подсучиваемые Батыем и Плохишом, кричали: «Девчонки, смотрите, какие у Франца плавки клёвые! Эй, не жмут?!»