Надежда снова взяла его рукой и, словно бы молодую норовистую лошадку за недоуздок, властно потянула за собой в другую комнату. Бедные мои брюки свалились с меня по дороге, но никто из нас не обратил на это событие ни малейшего внимания.
…В самом «солныше»… Ах да, вы же не знаете, что по-нашему «солнышем» называлось самое тёплое местечко за печкой! Так вот, — в этом ближнем от печки углу нашего огромного лежбища, мирно посапывая и обняв друг дружку, голые, как рыбки, свернулись Наина и Татьяна, а между ними уютно устроилась трехцветная кошка-запечёнка (то-есть живущая за печкой), которую в доме держали «на счастье». Обрадованная, вдобавок к печному, ещё и человеческим теплом, она свернулась калачиком и громко урчала — пела.
Когда Надежда потянула меня на себя и, торопливо вмяла моего воспрявшего молодца в свое жаждущее нутро, эти трое даже не шелохнулись!
Я ещё был во власти спортивной терминологии. Я не завышал темпа, понимая, что меня ждёт не стайерская, а трудная марафонская дистанция. Поэтому самым важным было правильно распределить силы и не ударить в грязь лицом. Перед кем?! Да это самое… перед ними, — судьями, зрительницами и одновременно участницами соревнований. Хотя… бывшие участницы, претендентки на победу и зрительницы по совместительству были в полной отключке.
Нас оставалось только двое… Надежда задышала чаще…
— Давай, Лёнечка, — её горячее яблочное дыхание обжигало мне ухо, когда я склонялся к ней, — да-вай…
Она увлечённо подыгрывала мне: сдвигала ноги и обвивала меня тугим кольцом, приподымала и опускала зад в такт моим движениям, а уж как она играла мускулами там, внутри, — то сжимая, то отпуская желанного гостя…
— Да-вай, ми-лень-кий! — торопливо захлёбывался её голос. — Е-щё, е-щё!
Набитый мягким свежим сеном нынешнего укоса, матрас конечно, амортизировал неистовую амплитуду наших совместных движений, а иначе, на любой другой постели скрип слышался бы неописуемый!
И только когда Надежда всей грудью рванула, наконец, финишную ленточку, она утратила самоконтроль и застонала в полную мощь.
— Да! Да!! Да!!! — вопила она.
— Что случилось?! — вылупили сонные глазищи Наинка с Татьянкой.
— А то и случилось, что секундомер сломался, — ещё тяжело дыша от преодоленной дистанции, мрачно сообщила им Надежда. — Фальстарт. Результат не засчитывается, ясненько?
Но меня-то лично по-прежнему весьма радовал красивый олимпийский принцип: важна не победа, важно участие…
…А вообще-то в России, этой загадочной и закрытой стране изо всех сил строили коммунизм, и вполне официально считалось, что никакого секса не могло быть и в помине…
С другой стороны, — и до сексуальной революции в Европе оставалось ещё полтора десятка лет…
Это потом в европейских газетах появились невероятные сообщения: в чопорном и холодноватом по темпераменту Стокгольме тринадцати-четырнадцатилетние школьницы штурмом брали у портовых причалов корабли с чернокожими матросами…
Просвещённой Европе ещё предстояло пережить наступление этих официально зарегистрированных неистовств!
Хиппи, эти сексуально раскрепощённые «дети-цветы», были с головой накрыты очередной модой: полной свободой половых отношений, снятием всех и всяческих моральных запретов. Кто-то, посильнее, выплыл, а многие захлебнулись в этом мутном пенном вале, навсегда сбивающем с ног неопытных пловцов…
ВСТРЕЧА
Мы встретились через четырнадцать лет!
— Лёнечка? Ты?! Это точно — ты? — послышалось в давно молчащей трубке, и я сразу узнал голос из далёкой юности, ничуть не изменившийся за незаметно пробежавшее время. — Ты… это самое… ты один?
И после паузы, заполненной моими сбивчивыми объяснениями, с некоторой опаской прозвучал вопрос:
— Можно… я приеду?
Она чуть задержалась на пороге полутемной комнаты, — у меня были задернуты плотные шторы, — и опять, как в телефонную трубку, не то полуспросила, не то полувыдохнула:
— Да неужто же это ты?! — и двинулась на меня.
Ей нужно было сделать всего несколько шагов до тахты, но и за эти мгновения она успела стянуть с себя платье через голову и одним движением ноги, словно бы отпасовывая мяч какому-то невидимому футболисту, отбросить в сторону кружевные розовые трусики.
В меня она упёрлась тугой грудью в лифчике и, припав ко мне всем телом, обхватив меня руками, хрипловато приказала: «Расстегни скорей!»
На мне был спортивный тренировочный костюм, который я привычно носил дома вместо пижамы, и она, оттянув резинку, уже призывно и настойчиво хозяйничала в сокровенном месте. К тахте, не говоря ни слова, она подталкивала меня сильным животом, и я ощутил вдруг внизу ласкающее прикосновение её шелковистого лобка…