Мы спустились к реке, которая в этом месте была узкой и неглубокой, как ручей. Надо было переходить ее вброд. Всем было по пояс, а мне по шею, но я тянулась изо всех сил и только один раз булькнула, потому что оступилась.
На том берегу все немного отдохнули и посушились на солнце. Я была самая мокрая: вода попала мне даже в уши. Тарас, мальчишка с белесыми волосами, лежащими плашмя, как соломенная крыша, сказал, глядя на меня:
— И чего ты увязалась за нами? Бежит и бежит, как тот щенок.
— Чуть не утонула, — добавила Оксана.
— Ничего я не утонула, а просто у меня ноги короткие. У вас вон какие ноги, а у меня вон какие.
— Не ноги, а вся ты короткая. Потому что не выросла еще. Тебе сколько лет? — спросил Гриша.
— Пять.
— Мало, — сказала Оксана, выковыривая из земли камешки и бросая их в воду.
— Ну ладно, мало или не мало, а раз она с нами, глядите за ней. Пошли! — сказал Гришка.
И мы двинулись дальше.
Стало жарко, и моя прохладная одежда приятно прилипала к телу. Зато сандалии сделались тяжелыми и скользкими внутри.
Мы быстро прошли через луг, и я увидела издали какие-то холмы и кучи, ярко освещенные солнцем.
— Что это? — спросила я.
— Кудыкина гора, — ответила Оксана.
Это была городская свалка.
Я до сих пор помню то ощущение восторга, растерянности и счастья, которое охватило меня при виде всех этих сокровищ, лежащих передо мной прямо на земле. Наверное, это же испытывал солдат из андерсеновской сказки, когда открыл заветную дверь, скрывающую несметные богатства. Пронзительно сияли разноцветные стеклышки, блестели крышки от консервных банок, пестрые черепки выглядывали из дымящихся на солнце мусорных куч.
Я стала собирать цветные стеклышки, складывая их в кучу перед собой. Потом я нашла чашку без ручки. На чашке была нарисована яркая роза, через которую проходила черная трещина. Я сложила стеклышки в чашку и немного поспала, улегшись прямо на кучу мусора.
Когда я проснулась, ребята сидели возле меня и хвастались своими находками. Мальчики собирали гвозди, шурупы, куски железа неизвестного происхождения. Тарас нашел большой ржавый замок, на который Гришка смотрел с завистью. Оксана ничего не показывала. Ее сокровища были завязаны в тряпку, и узелок лежал рядом. Она держала за шею грязную безрукую куклу.
— Хочешь ее?
— Хочу.
— На.
Я взяла куклу и посадила ее на чашку.
Гришка дал мне грушу и кусок хлеба.
Большая тощая собака подошла и уставилась на меня голодными желтыми глазами. Я отщипнула кусочек хлеба и положила на землю. Щелкнули страшные белые зубы, кусочек исчез, и опять на меня уставились завистливые желтые глаза.
— Не дам, — сказала я, запихивая весь кусок в рот, и подтолкнула его пальцем.
— Ну, пошли домой! — скомандовал Гришка.
И мы отправились в обратный путь.
У речки ребята взяли меня на руки. Мы вошли в воду. Вдруг послышался топот. Обдавая нас с ног до головы брызгами, в воду влетели всадники. Они неслись на рысях, возбужденные, пыльные, не обращая на нас ни малейшего внимания.
— Наши! — закричал Гришка.
— Наши! — заорали за ним Оксана и Тарас.
Я опять очутилась по горло в воде, а ребята долго кричали, размахивая руками.
Домой я вернулась, когда солнце уже низко висело над садами. Я открыла дверь, и меня сразу схватила няня Настя.
— Господи, вот она! Сама пришла! — закричала она и внесла меня на руках в комнаты.
Из спальни выбежала растрепанная мама. Она больно шлепнула меня, потом, опустившись на колени, обняла и заплакала. Улыбаясь сквозь слезы, она тискала меня, то прижимая к груди, то отодвигая и заглядывая мне в глаза, будто видела меня в первый раз.
— Где ты была? Где ты была? — повторяла она, стаскивая с меня мокрую одежду.
— Отлупить ее надо как следует! — сказала Лена, входя в комнату. На руках она держала новую девочку, которая смотрела на меня большущими черными глазами.
Я подумала: «Раньше у нее этих глаз не было».
Мама ушла ее кормить, а няня Настя, укладывая меня спать, сказала:
— Как же ты могла? А? Не спросившись, не сказавшись. Мама так расстроилась — молоко пропало…
— Не брала я молока, — сказала я, засыпая.
Сквозь сон я увидела, как распахнулась дверь, на пороге остановился взволнованный, счастливый отец и сказал:
— Катя, дети! Сегодня в город вернулись красные! Вернулась Советская власть!
А я подумала: «И вовсе они не красные, они — как все». Через год моей матери не стало. И это все, что я о ней помню.