Выбрать главу

Футбольный матч, где Райкин изображал вратаря, был обыкновенным календарным матчем между командами двух чешских спортивных обществ. Часть эпизода на спортивном поле была снята до начала матча при полных трибунах. Потом началась игра. Когда игроки перемещались к одним воротам, в другие вместо вратаря становился Райкин в спортивном костюме. Эти кадры были сняты опять сквозь дырочку, но уже в тенте санитарной палатки.

В некоторых сценах Райкин играет двоих собеседников. В таких случаях, конечно, применялась комбинированная съемка. Гримы в фильме делал великолепный гример-художник Грдличка, много лет работавший в итальянском кино.

Зденек Подскальский — высокий худощавый человек с бородкой на молодом лице, с мечтательными голубыми глазами и спокойными движениями — оказался очень энергичным и тонким режиссером. Без нажима или назойливой подсказки он мягко, с хорошим юмором и вкусом помогал Райкину советами.

В результате получился цветной пятичастный фильм-сувенир с чудесными видами Праги, с несколькими смешными и лирическими эпизодами, с разоблачением номера трансформации из последней программы театра. Впоследствии чешское издательство выпустило книгу о Райкине, иллюстрированную снимками из этой картины.

* * *

И вот мы прощаемся с Прагой. Прощаемся с друзьями. Их так много остается в Чехословакии!

Наш самолет поднимается в воздух. Под нами медленно поворачивается Прага — розовая, зеленая, золотая. Она уже просыпается.

Наверное, проснулся и наш друг — двухлетний фантазер Мишка, сын чешского сценариста, который однажды, стоя босыми ногами на подоконнике, двумя пальчиками ловил муху, медленно ползущую по стеклу. Мать тихо спросила его:

— Что ты там делаешь?

— Хочу поймать эту маленькую кошечку! — ответил Мишка шумным шепотом.

— Что ты, Мишенька, это же муха.

— Нет, мама, ты не видишь — это кошечка!

Самолет поднимается выше, и вот уже под нами рельефная карта страны — ее леса, реки, горы, дороги…

Наверное, проснулись и труженики сельскохозяйственного кооператива «Велень», где мы провели целый день и вечером играли спектакль. Я помню, как мы волновались, принимая цветы из детских рук; как маленькая школьница показывала нам: «Вот наш новый коровник, вот библиотека, вот детский сад, а вот моя бабушка»; как мы побывали в прекрасной новой сельской школе, где учительница села за пианино, а дети запели по-русски: «Во поле березонька стояла»; как потом мы пошли в детский сад, где крепкие, симпатичные малыши ели кашу, запивали ее молоком и поглядывали на нас из-за своих больших кружек; как мы, окруженные ватагой школьников, осматривали образцовый коровник, заполненный высокими коровами, такими сытыми, что казалось — молоко плещется у них в вымени. А потом мы играли с ребятами в кошки-мышки — всемирно известную игру. Потом сытно пообедали за щедрым колхозным столом, потом играли спектакль в переполненном колхозном клубе. Потом прощались с хозяевами как с родными, а они нас так же провожали.

Летим, летим! Вот уже граница, самолет берет курс на Болгарию.

1961