Устроились на хорошай речушке, от Панфила за четыре километра, построили себе балагушку и стали пилить лес. Речушка угодила све́тла и рыбна, мы прикормили рыбу и, когда надо, ловили. Интересно, каки́ попугаи, разносветны арары, пирикиты, туканы, всяки-разны макаки, дики свиньи и онсы – леопарды. Хорошо, что Симеон Анисимович оставил нам винтовку, а то, бывало, возле самого табора как заорёт! Было страшно, но потом привыкли и ходили на охоту. В праздники ездили на реку Кулуене, рыбачить и купаться, с Панфилом или с Баяновыми. Интересно рыбачить: любую наживу толькя брось, пиранья тут как тут, за час – полтора мешка; под вечер клёв меняется, пиранья уходит, подходит крупная рыба – пинта́ду, суруби́, фильёте, жау́, пирипута́нга, пирара́ра, корви́на, пия́ва, кури́мба, много крокодилов. Вечером трудно поймать рыбу, большинство берётся крупная, с рук срывает леску и утаскивает, а нет – оторвёт. Всяко пробовали. Бывало, привяжешь к леси́не[75], и толькя сошшалка́т[76] и порвёт, но всё-таки доуми́лись. Выберешь хорошу яму, берёшь леску один миллиметр, удочкю пятнадцать сантиметров и грузило полкилограмма, снабжаешь сэлую рыбу один килограмм, спускаешь в яму, привязываешь к лесинке за верхушку, чтобы пружинило, и оставляешь на ночь. Ну, бросишь таких наживов шесть-семь, утром одна или ни одна, но уже ето на удивление. Бывало, ловили первый раз: жау́ на 81 килограмм 600, потом жау́ на 67 100, потом фильёте на 106, потом суруби́ на 53 300, потом суруби́ на 40 900. Ета рыба очень вку́сна, но жи́рна, как только переба́чишь[77], так понос – не раз приходилось бегать по лесу, удобрять землю рыбой. Что мы с ней не делали! Солили, сушили, коптили, мариновали.
Наша работа подавалась медленно, ето как капля в море: сколь ни пилишь, кажется, всё на месте. Становилось скучно, и семья на уме.
Одиножды приезжает дядя Сидор Фёдорович Иванов к Панфилу, с нём сын Иван Сидорович, зять Кирил Иванович Ревтов и Иванов рабочий Евгений Иванович Кузьмин; познакомились. Слыхали от родителей про Фёдора Иванова, а ето их сын Сидор. Он спросил, хто мы, мы рассказали. Он:
– О, старыя приятели, с вашей мамой мы вместе росли, и с тятяй знакомы. Ну, как хорошо, что Бог привёл стретиться с детками.
Он мне очень понравился: мягкий, вежливый, ласковый, худого слова не услышишь. Оне привезли своёго топографа-бразильянина и попросили нас, чтобы мы помогли топографу пробить границу ихней земли. И мы вчетверым: мы с братом, Евгений Иванович Кузьмин и топограф – за месяц пробили просеку пограничну. Когда пробили просеку, Панфил сообчил Ивану Сидоровичу, он приезжает за рабочими, приглашает нас на рыбалку, лучить на лодке с рефлектором ночью. Ой, заманчива рыбалка! Приезжаем на реку, вечером на берегу поужнали, по несколькя рюмок кашасы[78] выпили и отправились лучить острогами.
С Евгением Ивановичем за месяц сдружились, и он знал мою историю семейну и видел, что я всегда угрюм. Тайно попросил у Ивана Сидоровича бутылку кашасы, сяли на лодку, меня посадили за руль и дали мне рефлектор. Впереде́ Иван Сидорович с Панфилом, позади брат Григорий, возле меня Евгений Иванович. Рыбу лучили на мелким месте на песках, её я́тно[79] видно, выбирай, каку́ надо и какой сорт хошь. Правды, шибко крупных не было, но до пяти килограмм попадались. Незаметно часы шли, все в удовольствии, а Евгений незаметно налиёт кашасы да угошает меня. Я, бывало, возразишь, а он пальцем знак: молчи. Сам себе поменьше, а мне побольше. Ето всё шло хорошо, но меня стало одолевать, и я стал ошибаться: где недосветишь, где пересветишь; впереде стали кричать. Евгений взял у меня рефлектор и стал светить. Потом я стал ошибаться и за рулём: мне скажут вправо – я влево, а скажут влево – я вправо.
– Что такоя, что с тобой?
Когда разобрались – я пьяным-пьянёхонькяй, на меня брат налетел драться, Панфил разматерился, Евгений говорит:
– Ей, друзья, он не виноват, виноват я, я его напоил, я вижу его проблемы, и мне его жалко.
Иван Сидорович узнал и расхохотался:
– Ну, ребята, что вы, судьбы всякия бывают, и надо к ним применяться.
Доехали до табора, меня увели в машину, и я больше ничего не помню. Утром все смеются, Иван Сидорович:
– Что, Данила, налить кашасы? – И все га-га-га, а тут даже духу не надо.
На второй день мы их проводили. Евгений – ето сын тóго солдата, который служил у японсов в тиокай и ходил с бородой. А Евгения Ивановича прозвище было Дед Мороз, потому что у него борода гу́ста, ру́са, пошти бе́ла; прозвали его харбинсы.
78
Кашаса – национальный бразильский спиртной напиток из сахарного тростника крепостью 39–40 градусов.