– Вот так. За всю неделю подобрали в бараке, что видели в непорядке, поправили.
Приезжает и ну опять материть: таки́-сяки́; продукт не привёз. На третью неделю прихожу, несу ему просты́[88] баллоны:
– Селивёрст, нет ни продукту, ни газу, и что работать?
– Пересыпайте бобы из рваных мешков в целы.
Мы за три дня всё сделали, а три дня опять просидели. Я стал нервничать. Приезжает в субботу – ни продукту, ни баллонов, и опять матерки. Говорю ему:
– Ежлив ето будет повторяться, я ухожу.
– Ха-ха, Зайкя, куда уйдёшь?
В понедельник прихожу:
– Селивёрст, мы уже голодуем.
– Га-га-га!
– Дай нам работу на всю неделю, пожалуйста.
Он показал, где хорóши бобы, и сказал:
– Провейте и ссыпьте в мешки, ето будет семя.
Мы за четыре дня всё сделали и два дня опять сидели. В субботу приезжает, привозит весь продукт и баллоны, но нам опять попадает от него. В воскресенье приглашает гостей, и нас с Марфой, Марфа по обычаю опять не пошла, а я всегда с сыном Андрияном, он нигде не отставал от меня. Приходим к Сельке, там уже гости, Селькя угошал, и Домна успевала ставить на стол. Селькя при всех гостей начал издеваться, подсмеивать и корить меня. «Синьцзянсы», «траиры», «лентяи» – как мог, так и обозвал. Я терпел-терпел, стал на ноги и сказал:
– Худой – ишши хороших, – повернулся и вышел, взял сына.
Селькя вслед мене́:
– Ха-ха-ха, шутки не принимает.
Я отвечаю:
– А яйцы-то в желудке.
Прихожу домой. Ну, слава Богу, что развязался с нём. Продукт получил приблизительно на всю зарплату.
В понедельник не иду на работу, вечером прибегает Селькя:
– Зайкя, ты что не идёшь на работу?
– А я вчера дал тебе понять: ишши хороших.
– Да я с тобой пошутил.
– Таки́ шутки мы не принимаем, и больше не заговаривай, к тебе работать не пойду, там один бардак.
– Но ладно, Зайкя, давай будем хоть друзьями.
– Ну хорошо, давай. – Пожали руки, и как будто никогда ничего не бывало у нас с нём. Но после тóго стал его опасаться.
На другой день иду к Ефрему Поликарповичу просить работу. Ефрем Поликарпович выслушал и говорит:
– Да у меня здесь рабочих хватает, но, ежлив пожелаешь, у меня в Боливии две тысячи гектар земли, и там тоже начинаем сеять. Ты хорошо говоришь по-испански, а ето мне необходимо нужно. Даю тебе двадцать пять крузейров в месяц и шесть процентов с урожаю, сеять будем шестьсот гектар земли, помоги нам поправить трактора, и тронемся в путь.
Ето было в самый разгар переселение в Боливию. Почему старообрядцы поехали в Боливию – потому что в Боливии земли лучше, не надо никакоя удобрения, растёт как на опаре, и земли дешёвы, некорчёванны жунгли по десять – пятнадцать долларов гектар, а ето очень выгодно. Наши наперебой полезли, и даже из США.
Мы справили всю машинерию и стали возить на границу. Но мне жалко было хозяина и друга. На границу везём машинерию, оформляем у боливийского консула, всё хорошо, но, когда в обратну путь едем простые, мой Ефрем Поликарпович загуляет, восемьсот килóметров за троя суток коя-как добирались до дому. Мне приходилось уговаривать его:
– Друже, что с тобой, что неладно, в чём помогчи?
Он толькя руками отмахивается:
– Данила, оставь в покое.
– Но надо же кочевать[89]! В чём дело?
– В чём дело? Не хочу жить. Свели нас не по любви, ни в чём не могу угодить, тиранничат как может, всё старатся делать на вред.
– Но етим ты не поможешь, твой компромисс[90] немалый: дети, хозяйство, моленна.
– Да, всё понимаю, ну что поделаешь…
Вот так добирались до дому, загружались – и снова. Но на самом деле дома у него непорядки, жена его Парасковья Назаровна – ето бу́кушка, толькя бурчать, нигде не услышишь доброго слова, а всё укоризни да издёвки. Второй сын у них, Васькя, – ето материн шпион, всегда старался выслушать, выглядеть и бежал к матери ябедничал.
Ну вот, тронулись мы на границу, Ефрем как водитель, Максим Павлович Черемнов приехал из Боливии – как водитель, ну и мне тоже как водителю, но я с семьёй. До границы мы доехали благополучно, но дальше пришлось трудно. Ефрем Поликарпович на грузовике «Мерседес-Бенс», Максиму дали трактор марки «Массей Фергусон» с загруженной телегой на семь тонн грузу, а мне достался трактор СБТ чижёлой бразильский, без тормозов, и телега на семь тонн грузу. Ефрем поручил мне ету опасность, знал, что впереди много опасностей, и наказал строго: под косогоры спускаться толькя на скоростях. Трактора с грузом по очереди, пе́рво один спустится и подымется, тогда второй, и наказал соблюдать порядок. Ну вот мы тронулись: Максим первый, я второй, Ефрем третьяй. Дороги худые земляные, где лы́вы[91], где грязь, ямы, калий, горы, косогоры, лес, долины. В каждой деревушке или городке стоит пост «Полиция», палка через дорогу, документам не верют, ходют вокруг груза и шёпчутся, не пропускают. Ефрем знал, в чём дело: