СВИДЕТЕЛЬСТВО
Дано сие Ирине Николаевне Кнорринг, православного вероисповедания, из потомственных дворян, родившейся 21 апреля 1906 года в селе Елшанка Самарского уезда, обучавшейся первоначально в женской гимназии г-жи Покровской и «Общества учителей и родителей» в Харькове, женской гимназии в Туапсе, Первой женской гимназии в Симферополе и женской гимназии г-жи Подлесной в Севастополе, в том, что по предъявлении ею удостоверения за 4 класса, выданного ей 11 октября 1920 года за № 306 из Первой женской гимназии г. Симферополя, она подверглась в Морском корпусе в течение 1923–1924 учебного года испытанию зрелости за курс средних мужских учебных заведений и показала следующие успехи (по двенадцатибалльной системе):
| Закон Божий | 12 (двенадцать) |
| Русский язык | 12 (двенадцать) |
| Логика | 12 (двенадцать) |
| Психология | 12 (двенадцать) |
| История | 12 (двенадцать) |
| Космография | 11 (одиннадцать) |
| Алгебра | 11 (одиннадцать) |
| Геометрия | 10 (десять) |
| Тригонометрия | 11 (одиннадцать) |
| Физика | 10 (десять) |
| Французский язык | 10 (десять) |
На основании чего и выдано Ирине Кнорринг сие свидетельство, предоставляющее ей права лиц, окончивших среднее мужское учебное заведение (§ 130 Высочайше утвержденного 30 июля 1871 г. Устава гимназий и прогимназий).
Директор Морского Корпуса Вице-Адмирал Герасимов Вр<еменный> помощник директора по Инспекторской части флота Генерал-Майор Завалишин
Помощник Инспектора Классов К<адетского> К<орпуса> Капитан Насонов
< Печать Морского Корпуса>
№ 54
19 сентября 1924 года г. Бизерта
Настоящая копия с подлинным свидетельством верна. — Адъютант Морского корпуса, Лейтенант Леммлейн.
20 февраля 1925 г.
< Печать Морского Корпуса>
В мае 1925 г. состоялся переезд семьи Кноррингов во Францию. Ирина, как и ожидала, сразу оказалась в водовороте бурной парижской жизни. Но к такому повороту событий она не была готова: «Я думала, что, может быть, трудно работать; но никогда не думала, что так трудно искать работу…» Им с матерью пришлось сменить не одну мастерскую — швейную, вышивальную, кукольную. Не в лучшем положении оказался и Н. Н. Кнорринг. (О, записные книжки поэтов-эмигрантов, в которых поэтические строки чередуются со словами отчаяния и расчетами: сколько франков за вышивание сумочки с тем или иным рисунком можно получить, у кого занять и перезанять деньги для терма или взять напрокат платье, шляпку, перчатки…)
Кнорринги живут крайне бедно. Николай Николаевич работает в Тургеневской библиотеке, [6]читает лекции в Русском народном университете, публикуется в газете «Последние новости». М. В. Кнорринг, после неудачного опыта работы на парфюмерной фабрике «Убиган», вместе с дочерью зарабатывает деньги в качестве вышивальщицы, берет работу на дом в кукольных мастерских, вяжет. Часто мать и дочь работали по ночам, а Н. Н. Кнорринг читал им вслух.
А днем Ирина посещает курсы французского языка при Сорбонне, лекции — в Русском народном университете и на Русском историко-филологическом отделении при Сорбонне; училась во Франко-русском институте социальных и общественных наук; ходила на собрания Союза молодых поэтов и писателей в Париже (о нем — чуть ниже), писала стихи… А также кружила головы поклонникам в поисках единственного друга на всю жизнь. Сил своих она не берегла.
Осенью 1926 г. Ирина познакомилась с Юрием Софиевым, и постепенно их отношения, начавшиеся с чтения стихов, становятся серьезными. Весной 1927 г. Ирина, давно страдавшая постоянной жаждой, недомоганием и сонливостью, наконец обратилась к врачу. И врач, Мария Дельбари, поставила страшный диагноз: «сахарная болезнь». Когда Ю. Софиев делал предложение Ирине, он уже знал, какую ответственность берет на себя.
Венчание состоялось 20 января 1928 г. Таинство совершал о. Георгий Спасский, основатель и настоятель первой русской православной церкви в Бизерте — Церкви Святого Павла Исповедника, созданной им «в пещерном каземате» на горе Кебир, знавший Ирину со времен Сфаята. Отец Георгий окормлял всю русскую колонию Туниса. Он был не только духовным наставником Ирины, но и наставником ее поэтического творчества (та давала ему на прочтение свои стихи). Интересы бизертинцев о. Георгий отстаивал и позднее, уже после роспуска Русской эскадры, проживая во Франции. Удивительны его слова, сказанные при венчании:
«У Ирины… очень поэтическая душа. Но всегда очень грустна ее муза. От вас, Юрий Борисович, зависит, чтобы на ее лире зазвучали другие ноты».
Новые ноты зазвучали — о материнстве, о высшем предназначении — но муза ее осталась столь же печальной. По заказу о. Георгия в Сфаяте была написана специальная икона Божией Матери «Светлая Обитель странников бездомных» (ее называли «Радость Странным»), которой он составил Акафист, имевший хождение в эмигрантской среде. С иконы было сделано множество списков. Такой семейной иконой, написанной гардемарином, родители благословили Ирину и Юрия в день их венчания. Характерна запись, сделанная Ириной в первые дни замужества: «Мне бы хотелось спокойно и подробно, день за днем, записывать мою маленькую женскую жизнь». После заключения брака Ирина взяла фамилию мужа, но стихи подписывала по-прежнему «Ирина Кнорринг».
В то время диабетичкам категорически не рекомендовали иметь детей. Но совершилось чудо: 19 апреля 1929 г. родился сын; мальчику дали имя Игорь — в честь горячо любимого кузена Ирины, пропавшего в огне гражданской войны (так считали тогда). Игоря называли «чудо доктора Ляббе» — по имени врача, спасшего жизнь матери. «Если хотите увидеть счастливого человека, посмотрите на Ирину», — говорила Мария Владимировна. Жизнь Ирины приобрела новый смысл и заботы. Кроме того, она приспособилась к ежедневным уколам, пробам на сахар, ограничениям в питании, режиму дня… Но иногда «срывалась» и делала об этом хвастливую запись в Дневнике, добавляя: «Будь, что будет». Но это внешняя сторона ее жизни, была и тайная — «тетрадная», душевная, с трагедиями, надеждами, стихами и «воображаемыми романами». Несмотря на болезнь, все обычные житейские проблемы — начиная от ревностей и влюбленностей, заканчивая ссорами и скандалами — не обходили стороной семью Ирины Кнорринг. Среди множества материнских забот выделим одну, волнующую Ирину по мере взросления ее сына:
«Много говорится у нас, в эмиграции, о денационализации, о смене и т. д., и никто не догадался составить хороший букварь, понятный эмигрантским детям, растущим в Париже».
Если первую часть Дневника можно назвать «девичий дневник», настолько он трогателен, целомудрен и невинен (включая настойчивое желание Ирины — согрешить: позволить поцеловать себя кадету, попробовать кокаин и т. д.), то по мере того, как происходит взросление поэтессы, меняется и характер Дневника. Настал момент вспомнить о том, что Поэзия, а также Проза — женского рода. Женственность И. Кнорринг уходит корнями не только в XIX век (к «прабабушкам томным»), но во времена древней Руси, к Ярославне. В этом убеждаешься, читая о ее долготерпимости, преданности и особенно о ее «плачах»; неважно — в переносном или в прямом смысле. Это — плач Души, имеющий универсальный характер, выражающий всякую женскую эмоцию (протест, бессилие, страдание, радость, всепрощение), избавляющий поэтессу от Вскриков, помогающий хранить Молчание перед грозной Судьбой. Характерна ремарка Саши Черного, приведенная Ириной в Дневнике (увы, не распознавшего природу и тайну «плача»), «И сколько же ей лет, что она все ноет и ноет?» — поинтересовался он после первого же знакомства.