Наконец, Манухин. У Манухина все благополучно, т. е. не у Манухина, а у меня: никаких пятен не осталось. Кончила леченье!
Прихожу домой, а у нас Антонина Ивановна: «А я к вам приехала с вещами». Я сразу поняла, в чем дело, а большего до сих пор не знаю. Очевидно, обычная ссора с Женей из-за того, что пыль под диваном, и она уже не выдержала. Он бросил ей фразу: «Убирайся к своим большевикам!» Она собрала свои узелки и приехала к нам. Сегодня пошла на Houbigant и еще по нек<оторым> адресам.
На столе у меня письмо от Тоси[13]. Такое тяжелое, что я до сих пор не могу отделаться от ужасного впечатления. Она несчастна, отчасти — это ее семейная жизнь, но основа всему — общее положение в Сов<етской> России. Она пишет такую фразу: «После первого знакомства и любви мы поссорились. До этих пор он мне мало нравился». Значит, можно отдаться человеку, кот<орый> даже и не нравится. В старой России и в эмиграции таких понятий нет. Дальше: «…я не сделала аборта отчасти из боязни его, отчасти…» Неужели же аборт такая вещь, что нужно оправдываться, почему она этого не сделала. И дальше: «Ты девушка или полудева, как теперь все?» Дав яркую характеристику мужа, я бы сказала одним словом: хулиган, добавила бы — комиссар и неврастеник. Все это возможно, конечно, только в Сов<етской> России. Мне ее ужасно жаль. Подумать только: ей нет еще и 20-ти лет, а уже сошлась, не любя, вышла замуж, столько намучилась за 2 года замужества, потеряла сына, и уже «ничего не хочется». Это ее фраза, как в Наташином письме.
Вечером была в Trocadero на «Садко». Места были врозь. Я слушала, но как-то плохо, все думала о Тосе. Костя сидел неподалеку, но в антрактах ни разу не подошел. Не видел? Едва ли, ведь он билет-то брал. Немножко грустно, но не очень. Будет хуже, когда вот такой окрутит меня, как Тосю, а ведь она тоже не из «быстротающих» была.
И даже хуже.
Работы нет, денег нет.
Сегодня первый вечер у поэтов, а мне даже идти не хочется. Вчера начались занятия во Франко-русском институте. Жаль, что общее настроение как-то упало, и нет того подъема, как месяц тому назад.
7 ноября 1926. Воскресенье
Вчера была на вечере молодых поэтов[14]. Что мне там понравилось — отремонтированное помещение и мое отношение к некоторым из поэтов. Так, напр<имер>, с Майер и Гансон мы перешли на имена, т. е. на «Лену» и «Валю». Не обошлось без скандала.
После перерыва вдруг появляется Андреев и заявляет, что будет говорить. Ладинский его останавливает, но он упорно, ровно продолжает говорить, что в «Новом Доме» помещена статья, ругающая молодых поэтов[15]; что в журнале принимают участие нек<оторые> молодые поэты и что это «хамство». Кое-как инцидент стихает. Читают Луцкий, Монашев, остается Ладинский, — как появляется Сосинский и требует слова. Ладинский не дает. Он настаивает. «Мы должны закончить программу, тогда — пожалуйста». «Пять минут». «Три минуты». «Не могу». «Я требую!» Из задних рядов, где скучилась группа Андреева, женскийголос: «Требуем! Требуем! Требуем!» «Но публика требует». Ладинский остроумно замечает: «Я слышу только один взволнованный голос…» «Но вы не слышите и протесты». Тут публика начала шумно выражать протест. Говорить ему не дали. Читал Ладинский, сильно волнуясь, потому и плохо. Потом объявил вечер закрытым. Тогда опять выскочил Сосинский и стал требовать слова. Берт заявил, что «вечер закончился, и теперь здесь я хозяин помещения и прошу публику расходиться». Сосинский влез на стул, тут трудно было разобрать — крики, взволнованные голоса, падающие стулья. После долгого шума ему все-таки дали говорить. Он говорит: «В “Новом Доме” помещена возмутительная статья, ругающая нашего великого писателя Ремизова и нашу великую поэтессу М.Цветаеву[16], называю эту статью хамской, гнусной, подлой, и пусть моя речь будет автору публичной литературной пощечиной».
14
На вечере молодых поэтов — 6 ноября 1926 г., кроме выступления «молодых поэтов», Л.И.Шестов выступал с докладом «Лебединые песни» — о творчестве Гейне и Ибсена.
15
В «Новом Доме» помещена статья, ругающая молодых поэтов — Хотя Зинаида Гиппиус задавала тон всего журнала, речь идет, видимо, о ее программной статье: Антон Крайний <З.Гиппиус> «Прописи» («Новый дом», Париж, 1926, № 1, с. 17–20).
16
Статья, ругающая нашего великого писателя Ремизова и нашу великую поэтессу М.Цветаеву — Речь идет о статье Вл. Злобина «Версты» (рецензия) (Новый дом, 1926, № 1, с. 35–37). Сохранился автограф Ю.К.Терапиано на обложке первого номера журнала, сделанный много лет спустя: «[…] А статья о “Верстах”, подписанная Злобиным, написана Зинаидой Гиппиус. Эта статья вызвала большой скандал и навсегда — ссору Мережковских с М.Цветаевой. Ю.Терапиано. 19-Х.1975» (факсимиле автографа опубликовано: Терапиано Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека, с. 348).